Привет из прошлого - Яна Лари
Он не спешит, знает, что никуда не денусь. Сам меня разувает, разматывает толстый шарф, расстёгивает пальто, неторопливо гладит спину, через ткань блузы, а у меня от рук его ледяных кожа немеет. Я дергаюсь, когда Митя чуть надавливает на подбородок, заставляя разомкнуть линию губ, пытаюсь увернуться, но он лишь сильнее вжимает в стену прихожей. Сверлит вызывающе глазами своими тёмно-карими, наглыми. Улыбается дерзко и следом губ моих касается губами, твёрдыми, неожиданно прохладными, и я вдруг нехотя отвечаю. Никакой нежности в этом поцелуе, никакой любви, только Митин дикий, необузданный животный голод. Я не хочу всей этой грубой ласки, не млею от жёстких объятий, но его остужающий холод замораживает шипящее пламя обиды и ревности. Мне кажется, если я и дальше продолжу гореть, то просто рассыплюсь на угольки. Ни один мужчина этого не стоит. Даже Бес.
– Чёта быстро крепость пала...
Митю моя неожиданная релаксация удивляет, если не сказать разочаровывает. Он криков моих ждал, молитв о пощаде, эмоций, на деле же получил бесчувственную куклу. Теперь он пальцами до синяков сжимает, бесится, а я в ответ улыбаюсь криво, и волосы его пшеничные ерошу.
– Что, сволочь, в мечтах всё было несколько иначе, да?
– Чокнутая, – бормочет Митя, хватая за талию и приподнимает, закидывая мои ноги себе на бёдра. – Два сапога пара, что ты, что урод этот твой.
– Этому уроду, в отличие от тебя, не нужно брать меня силой.
– Плевать, – ухмыляется он, занося меня в спальню и не выпуская из рук, заваливает на старенькую кровать с панцирной сеткой, скрипучий "привет" из советской эпохи.
Мне стоит немалых усилий расслабить сведённые паникой мышцы. Протест и возмущение ураганом кружат под рёбрами. Совсем не его губ жаждет моя плоть и дело тут даже не в принуждении. Окажись любой другой на его месте, было бы то же самое. Любой, кроме Беса. Но у Беса есть Ольга, а у меня никого, только грубый холод Митиных рук.
А тот не теряется, не даёт передышки, пыхтит на ухо, не без усилий задирая узкую юбку-карандаш, другой же рукой возится с пряжкой своего ремня и расстёгивает ширинку джинсов. Ещё пара секунд у него ходит на то, чтобы с рыком стянуть с меня трусики. Животное. Как там говорят: "Если насилия не избежать – расслабься и получай удовольствие"? Бред полнейший. Я стараюсь, видит Бог, стараюсь, даже провожу ладонью по его худощавой груди. Ноль эмоций, только отвращение. Зато меня вдруг пробирает тихий, болезненный смех с всхлипами и слезами в уголках глаз: эта тварь даже раздеваться до конца не собирается, свитер с себя стягивает и всё, так и нависает в приспущенных джинсах.
– Смешно? – Митя медленно ложится сверху, опираясь на согнутые в локтях руки, и смотрит полным злобы, застывшим взглядом. – Мне тоже было смешно, когда он припёрся за тебя просить. А знаешь, чего я попросил взамен? Знаешь, я спрашиваю?
Меня чуть ли не подбрасывает от его безумного тона, и сердце камнем срывается вниз, путается в потяжелевших от страха кишках, выступая холодной испариной на коже. Поняв, что он не станет долго ждать ответа, часто мотаю головой. Откуда мне знать? Я же тогда Мите поверила. Ему, не Антону.
– Я поставил ублюдка на колени, – торжественно выдыхает в лицо, резко, одним движением врываясь в моё тело. – Сам Бес, который клал на всех, стоял передо мной на коленях! А я смотрел ему в глаза и представлял, как буду тебя драть, пока ты голос не сорвёшь от криков. Потому что нечего меня пугать... нос он мне сломает, если трону. Ха-ха... Я уже видел, как выпущусь из дыры той, и первым делом навещу его, фотки покажу, как исправно о тебезаботился. Ты, мышь, ты всё запорола. Такая же, как и он, принципиальная и правильная, а мы все вокруг отбросы были. Даже сейчас, лёжа подо мной, зубы сжимаешь и гордую из себя корчишь. Жаль Бесу теперь плевать, кто тебя шпилит, он свадьбой занят. Но ничего, он своё получил, а тебя я ещё научу уважению. Будешь обслуживать меня по первому щелчку, и только пискни кому-то, попробуй, я бабку к жмурику вашему последнему прямиком на могилку отведу. Покажу плоды твоих делишек. Я всегда получаю своё. Всегда.
Хочется плюнуть ему в лицо, но я даже глаз открыть толком не могу – о них то и дело ударяется Митин тяжёлый нательный крестик. Мне остаётся лишь раздирать ему спину, корчась от боли причиняемой его эгоистичными, намеренно грубыми толчками. А он всё говорит и говорит, будто не может остановиться и собственный бредовый монолог ещё сильнее будоражит его больную фантазию. Коричневая полированная спинка кровати ритмично стукается о стену, перекрывая мои глухие всхлипы и его отрывистые, всё более бессвязные фразы. Кажется, ещё немного и, если он не прекратит меня мучить, я потеряю сознание, но этого, увы, не происходит, а Митя только распаляется, выделывая с моим телом всё более унизительные вещи. Неутомимый, бесчувственный робот, питаемый желанием самоутвердиться.
К рассвету, когда этот изувер удовлетворённо прикуривает, скрещивая длинные ноги на моей покрытой синяками от своих пальцев пояснице, во мне больше не остаётся ни обиды, ни ревности, ни даже мыслей о Бесе. Только пустота.
– Эй, Мышь, ты б хоть шевельнулась что ли, – Митя, согнув ногу, тычет ступней мне в бок. – Хорош трупом валяться, кайфанула и хватит, очухивайся, давай.
– Было бы от чего кайфовать, – огрызаюсь хрипло и следом откашливаюсь, голос пропал напрочь.
Белобрысая тварь, затягиваясь, лишь хмыкает. Похоже, его самоуверенность действительно не знает границ. Я же, нащупав края сбитой в углу кровати простыни, тяну её к груди и грубо сбрасываю с себя Митины ноги. Вся наша одежда к этому времени валяется где-то на полу, а копаться в ней под его насмешливым взглядом не хочется, поэтому, не мудрствуя, оборачиваюсь в белую, накрахмаленную ткань.
Уже садясь на край кровати, отвлекаюсь на движение сбоку – моё отражение на лакированной поверхности старого шкафа, и горько усмехаюсь. Выгляжу как гусеница в шёлковом коконе. Гусеница, которая знает, что даже став бабочкой ей никогда уже не познать свободы. На перебитых крыльях далеко не улетишь.
– Куда намылилась? – Митя лениво приподнимает бровь, заметив, что я собираюсь встать.
– В душ, хочу смыть с себя твою грязь, – шепчу не глядя.
– Даже так? – схватив за
