Твое наказание - Наталья Евгеньевна Шагаева
Не замечал в девочке столько жестокости.
Поговори со мной, маленькая. Сейчас. Я с ума схожу.
Я все решу, скажи только, что решать. Горы сверну.
— Может, ты уже подключишь старые связи? — психует Рената.
— Я их оборвал еще пять лет назад.
Связи у меня есть. Были. Взаимовыгодные. Но… я сам всех стер из своей реальности.
Да и связи работают, когда это взаимовыгодно. От меня сейчас нет никакой отдачи.
— Да, Виктор! — повышает голос Рената. — Ты готов вот так просрать дело? Только мне это надо? Меня давно зовут работать в «Винтаж». Я могу.
— Прекрасное предложение, — обрываю ее тираду. — Думаю, надо соглашаться.
— Вить, ну ты что? — почти плачет.
— Не дави, дай время, я решу все... — выдыхаю. — Если не готова ждать, я не вправе держать.
Рената хочет что-то сказать, но в приоткрытую дверь раздается стук. Кроме нас с Ренатой, в ресторане никого нет.
— Добрый день, — в кабинет входит высокий брюнет. Костюм дорогой, статус написан на лице. А лицо суровое, серьезное. Выправка. За версту пахнет ментом. Это новый этап «отжатия» у моего бизнеса? Даже интересно, что такого золотого в моем ресторане. Прям рейдерский захват. Я бы посмеялся, если ли бы не было так горько. — Виктор Астахов, как я понимаю, — ловит мой взгляд. Глаза волчьи, цепкие. Сажусь ровно, расправляя плечи.
— Да, — киваю.
— Мы могли бы остаться наедине?
— Рената, — перевожу взгляд на женщину. Рената быстро уходит, с опаской посматривая на мужчину. — Вы... — вопросительно приподнимаю брови.
Мужчина присаживается в кресло без приглашения, расстегивая пальто.
— Я Родион Белов, старший советник юстиции, — взмахивает корочкой, позволяя мне рассмотреть. Столица.
Ох, откуда по мою душу такого серьезного дяденьку занесло?
Стоп, всматриваюсь в глаза.
Белов…
— Не переживай, — борзо переходит на «ты» и более грубый тон. — Я пока с неофициальным визитом. Пока... только по личному делу. Но от тебя будет зависеть дальнейшее развитие нашей беседы.
— И где я тебе лично, — делаю паузу, прикуривая сигарету, — перешёл дорогу? — тоже не церемонюсь. У меня стойкая аллергия на ментов, особенно на борзых прокуроров. Я за свои грехи срок отмотал, перед законом чист. Перед Богом нет, еще придётся ответить. Но он не Бог. — Давай не будем разгадывать шарады, вскрывайся сразу.
Мужик ухмыляется, осматривая меня более внимательно. Есть в его ауре что-то давящее, но меня не задавишь.
— Я брат Вероники.
Ах, Ника, моя плохая девочка. Что ты мне сразу-то не сказала, откуда ждать удара? Нет, я бы не отказался от тебя, но был бы готов принять этот удар.
— Неожиданно, она говорила, что сирота.
— Она сирота, родители погибли. Я ее опекун.
— Ника совершеннолетняя девочка и, полагаю, в опекунах не нуждается.
— Нуждается. Она взбалмошная, инфантильная максималистка, живет порывами и эмоциями, совершая необдуманные поступки наперекор всем. В частности, наперекор мне. Ее побег из дома и все приключения в этом городе - это своего рода месседж мне, человеку, который ради блага сестры пытается ее приземлить и дать будущее.
Все интересней и интересней. Он будто описывает мне Нику и не ее одновременно.
— Я не бью тебе морду только потому, что ты помог моей сестре, оградил ее от неприятностей, и потому что она сама была не против ваших отношений.
— Но бьешь меня в плане бизнеса? — добавляю я. — Какой в этом смысл?
— Ну что ты, Астахов. Я еще не бью, это так, первое предупреждение. Бить я еще даже не начал. Просто откажись от Ники, и разойдемся. Я заберу ее домой, ты продолжишь жить как раньше.
Все интереснее и интереснее. Ну что можно ожидать от мента, кроме как гнилого шантажа?
— Нет.
— Что «нет»?
— Нет, я от нее не откажусь! — вынимаю из стола ключи от ресторана, кидаю на стол. — Ты можешь забрать мой бизнес в общем, можешь сжечь все к чертовой матери, но я не откажусь от Ники. Она моя девочка.
— Да на хрен мне твоя богадельня? Я устрою тебе такие проблемы, что ты имя свое забудешь. Уголовнику я свою сестру не доверю.
— Свой срок я отмотал. Покаялся и перед судьей, и перед Богом. Мог бы вернуть все назад, сам бы сдох. Твою сестру я люблю, она моя душа, и я сделаю все, чтобы она была со мной. — Где она?
— Если Ника не дала о себе знать, значит, не хочет. Рой землю, ищи… — кидает он мне, поднимается с места и выходит из кабинета.
— Стой! — тоже встаю на ноги, выхожу в зал. — Давай поговорим, как мужики, отметая эмоции, — прошу я. Он, хоть и прокурор, но тоже человек. Родион останавливается, оборачиваясь ко мне. Несмотря на то, что наше знакомство с родственником не задалось, я чётко понимаю, что он забрал мою девочку и спрятал. А мне нужно ее увидеть. Ника могла бы уехать с ним без вот этих спектаклей, а раз наш прокурор пошел на шантаж, моя малышка сопротивляется. Захожу за бар, достаю лед и пару бокалов. — Виски, текила, коньяк, джин?
Белов сжимает челюсть, но снимает пальто, кидая его на стул. Контакт есть, с этим ментом не все потеряно, надо дожимать.
— Коньяк, — отвечает он, присаживаясь за барный стул. Плескаю себе и ему коньяка, тяну бокал, Белов медлит, снова давя меня волчьим взглядом. Оскаливаюсь, я не из пугливых, больших проблем, что были в моей жизни, он мне не устроит. Чокаемся, делаем по глотку.
