Отец подруги - Алайна Салах
Хотелось бы иногда иметь поменьше опыта за плечами и не понимать, что означает это немое ожидание в ее глазах. Но я, к сожалению, понимаю, и от этого порой становится до невыносимости хреново. Ожидание в ее глазах сродни надежде. Что когда-нибудь я сломаюсь и подойду к ней сам. Скажу, что все сказанное раньше — полная ерунда, и на самом деле нам суждено быть вместе.
А я не скажу, потому что это неправда. Будь она кем угодно, но не лучшей подругой моей единственной дочери, я бы наверняка наплевал и на ее возраст, и на то, что для человека, вроде меня, такой наивный, еще не видавший жизни цветок едва ли подходящий вариант, и рискнул бы попробовать. Так уж вышло, что эта восемнадцатилетняя девчонка чем-то меня зацепила. Я и сам не понял, когда именно это случилось: то ли в нашу первую встречу на вокзале, то ли днями позже. Да, Сона определенно красивая, но красивых женщин в столице навалом, и их я перепробовал немало. И тем, что пытается видеть меня лучше, чем я есть, она тоже не удивила. Они все пытаются, и каждая по разным причинам.
Так что же в ней нашлось особенного для меня? А вот черт его знает. Может быть, исходящее от нее чувство одиночества. Ленка, хоть и ее ровесница, совсем другая. Ведет себя на свой возраст, кутит, косячит, наслаждается жизнью. Сона иная. Да, не без ребячества, но все же есть в ней какие-то несвойственные ее возрасту надлом и глубина. Она вроде и пытается быть, как сверстники, но не получается. Я таким же был в ее возрасте, да и остался, наверное. Знакомых кругом до хрена, а в душе на всю жизнь одиночка.
Но Ленка никогда не поймет. Да и я сам бы на ее месте не понял. Вчера они в университет вместе ездили и за чашкой кофе сплетничали, а завтра я ее подругу за руку на ужин приведу в качестве своей спутницы. Прятаться тоже не вариант, мне уже не по возрасту. Да-а. Болевых точек у меня всего две: родители и Лена, и жизнь искусно надавила на последнюю. Знал бы, что в такое вляпаюсь, ни за что бы не поддался на уговоры дочери разрешить «пожить у нас одной хорошей девушке».
Ладно, и не такое переживали. Время, как я уже знаю, лучший лекарь, а у меня с ним, к счастью, проблем не наблюдается. У восемнадцатилетней Соны тем более. Необъяснимая тяга к ней пройдет, как и ее чувства. Хотя меня, конечно, сильно пробрало в тот день, когда она мне в любви призналась. Я даже сам не ожидал, что настолько. Я ведь с ней тогда жестко поговорил — чтобы наверняка любую надежду затоптать, но она все равно не смолчала. Будто хотела быть честной и по-другому не могла.
Выдернув себя из невеселых раздумий, я поднимаюсь. Если уж встреча отменилась, заеду в пару мест, а потом, возможно, в спортзал. Неплохо будет поколотить грушу.
Звонок с незнакомого номера застает меня на выходе из банка. Мигающая комбинация цифр ни о ком мне не напоминает, но между лопаток все равно вспыхивает знакомое напряжение — предчувствие опасности, которое в прошлом много раз меня выручало.
— Борис Тихонов? — спрашивает плохо поставленный женский голос.
— Это я. Чем обязан?
— Вам звонят из приемного отделения центральной городской больницы…
Пальцы до хруста стискивают корпус мобильного.
— Что с моей дочерью?
— Тихонова Елена, 2004 года рождения, это ваша…?
— Да, моя, — перебиваю я, с грохотом захлопывая за собой дверь Мерседеса. — Что с ней?
— Она попала в аварию. У нее сотрясение мозга средней степени тяжести, несколько ушибов… На данный момент ее осматривают врачи… Она в состоянии шока, но ее жизни ничего не угрожает…
Болезненная хватка в груди ослабевает. Ее жизни ничего не угрожает. Это главное.
— Адрес свой назовите. Я сейчас буду…
— С ней в машине была еще одна девушка, — продолжает гундосить голос по ту сторону. — С этой все гораздо хуже. Удар пришелся на ее сторону. В данный момент она находится в реанимации без сознания. Если вы знаете контакты ее родителей, то нужно им сообщить.
Остановившись возле больницы, я беру тайм-аут в две минуты, чтобы успокоиться. До сих пор не получается взять эмоции под контроль. Сбросив звонок Виталия, которого отправил решить возникшие вопросы с патрульной службой и прислать мне видео произошедшего, выхожу из машины. Я потом посмотрю на аварию и сам лично займусь этим всем.
Узнав в регистратуре, в какой палате находится моя дочь, я поднимаюсь на третий этаж и захожу в нужную. Лена в сознании, лицо разбито, голова перебинтована. Заметив меня, она пытается сесть и тянет ко мне руки. Ее грудная клетка начинает быстро вздыматься, в то время, как в мою будто вонзается что-то острое.
— Папочка… — ее голос охрипший и севший.
Я тут же оказываюсь рядом и прижимаю Лену к себе. Несильно. К ней сейчас страшно прикасаться, кажется такой хрупкой и маленькой.
С ее губ слетает тихий и вымученный вздох, а потом дочь скатывается в истерику, все ее тело содрогается от рыданий, сильно меня пугая.
— Папа… Это я… Сона из-за меня… Я не заметила красный сигнал светофора. Все случилось так быстро, я даже ничего понять не успела. А потом удар… — вцепляется в воротник моей рубашки. — Врач сказал, что Сона без сознания и пока не дает никаких прогнозов на ее счет. Я не специально. Я этого не хотела, она ведь пережила в прошлом ту ужасную аварию… И сейчас опять…
Избыток боли в ее голосе загоняет в мою грудь еще одно острое лезвие.
— Тише, — пытаюсь говорить спокойным голосом, но внутри меня разрывает на части от признаний дочери и воображаемых картинок того, что они пережили с Соной.
— На мне ни царапины, а она в реанимации… Лучше бы я вместо нее… Я не хотела. Сделай что-нибудь, папа, — умоляет меня Лена, не переставая плакать, отчего ткань моего пиджака стремительно намокает.
— Не реви, — обхватываю ее затылок и прошу на меня посмотреть. — Все будет хорошо,
