Мой пленник - Алина Савельева
– Корни у города шведские. Именно свирепые скандинавы, весело размахивая топорами, выгнали с насиженных мест карелов. Основанную этими бородатыми детинами крепость не могли взять никакие вражеские силы на протяжении четырехсот лет. Был облюбован немецкими купцами, которые тоже оставили след и в архитектуре, и в обычаях…
Мне эти экскурсы были не нужны, я и так понимаю, почему именно там затерялся Грант с финским паспортом. Выборг долгое время населяли финны, и он с завидной регулярностью переходил под управление то одного государства, то другого. Но в конечном итоге стал советским.
Сейчас официально Выборг российский, но атмосфера скорее финская. По духу же так и остался шведским.
– Кир, что у вас с Леркой общего? Ты такой зануда скучный, она же бешеный энерджайзер? Еще такая разница в возрасте, – перебил я рассказ друга, чтобы не уснуть за рулём.
– Шесть лет – большая разница? Каким образом это заметно? Лера на электросамокате, а я на кардиостимуляторе, что ли? – мгновенно сменил тему Кир, но, конечно, понял, что я о своем.
– Давай без интимных подробностей! – напустив в глаза ужаса, взмолился я.
– Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты пытаешься соответствовать ее ожиданиям. Сколько ты потратил на это свидание ваше? Апартаменты, цветы, рестораны, и все это с неприлично дорогим ценником.
– А куда мне нужно было её пригласить? В «Теремок» на блины и снять хату с почасовой оплатой? – разозлился я на умника.
– Туда, куда она захотела бы вернуться, – с непроницаемым лицом ответил Кир.
Отчасти я с ним согласен, каким бы роскошным ни был номер, сколько бы впечатлений ни оставил вид с высоты птичьего полета, все это обезличено. Красивая картинка, но бездушная. Но и он ошибается, я показал ей то, чем сейчас живу, свои перспективы, а это гораздо больше.
Но самые паршивые мысли были, что Булочка не просто так молчит о беременности. И самая поганая из них – что ребенок не от меня.
В квартиру Филиппа и его новой семьи мы поднялись тоже втроем, всем не терпелось убедиться, что он тот самый Грант, которого мы все трое знаем лично. Дверь открыла его жена и, приветливо поздоровавшись, сразу позвала Филиппа со словами:
– Филя, снова твои!
Молча обменявшись взглядами, мы без слов поставили галочку напротив подозрения, что Филю явно кто-то контролирует. Скорее всего, регулярно навещает кто-то из ведомств.
Не знаю, о чем думали парни, когда увидели нашего старого знакомца, а мне хотелось надавать ему лещей. Кажется, в эту минуту я почувствовал все слезы и переживания моей девочки за шесть лет. Все, что она пережила, пока его искала. Весь груз отчаяния и разочарований, умирающей надежды и тоски одиночества.
– Ну, здравствуй, Грант, далеко же ты забрался! – первым активизировался Джексон.
Бертран непонимающе рассматривал нас, услышав незнакомое обращение, но при этом словно силился вспомнить наши рожи.
– Проходите, присаживайтесь, – опомнился Филя.
– Ты нас не узнаешь? – подал голос Кирилл.
– Я ведь не помню… вы от Льва Борисовича? Я ничего нового не вспомнил. Таблетки пью. Выезжаю только в Котку к брату, – затараторил Бертран.
Я смотрел на него и охреневал от того, что узнаю его только внешне, но начинку будто поменяли. Джексон в таком же шоке, только по Сумраку, конечно же, ни черта не понять. Но догадываюсь, что он уже изучает Бертрана так, как не сможет никто из нас.
– Расскажи, что ты помнишь о себе, – усаживаясь напротив Филиппа, попросил Кир.
– Так я ведь уже… – вяло начал сопротивляться Филя, но, вздохнув, начал говорить.
Его пересказ почти полностью совпадал с данными следствия, которые мы уже видели – был избит и ограблен попутчиком, долго не приходил в себя в больнице Санкт-Петербурга.
– Я не помнил ни жену, ни сына. Не узнал родного дома и даже многие слова на родном языке забыл, – продолжал заблуждаться Бертран.
Не забыл, а не знал, потому что финский не родной язык.
– А французский помнишь? – не удержался я от вопроса.
– Да. Французский и английский очень хорошо, а вот русский и финский почему-то с провалами.
– Что за брат у тебя?
– Так вы же знаете, – опять растерялся Филя. – Я тоже этого не помню, но Гуля говорит, что мы с ним не общались. Он утверждал, что никакого брата у него нет.
По рассказу Филиппа, он все эти шесть лет пытался вспомнить себя как горячего финского парня. Ездил на «родину», тыкал «брату» в лицо свидетельством о рождении. Но так никто из родственников его и не признал. Фальшивый брат все же начал с ним общаться с тех пор, как у Филиппа появилась лавка продуктов и сувениров из Финляндии. Даже как-то жалко стало нашего Гранта, бедолага сам себе оказал медвежью услугу, создав вторую личность задолго до потери памяти.
Чем больше Кирилл расспрашивал Гранта, тем больше я убеждался, что он загнал себя в эту ловушку памяти сам. Живя двойной жизнью, в его памяти были и воспоминания отсюда, куда он мотался к своей Гульнаре. Рождение сына тоже стало ярким эмоциональным пятном, как и любимая женщина. Возможно, подсознание просто выбрало путь наименьшего сопротивления обстоятельствам, это можно понять. Но, я не вижу причин скрывать свою семью от дочери.
Кирилл еще выяснял, как часто Филя чувствует себя чужим здесь, какие обрывки воспоминаний у него остались от прежней жизни, а я психанул.
– Все, надоело. Тебя зовут Филипп Бертран. Ты француз, жил в Марселе. У тебя есть взрослая дочь Эмелин, – не выдержал я, выкладывая перед проходимцем фотографии Булочки с ним, его замка, квартиры.
– Лин. Так ты ее называл. Она искала тебя все шесть лет, прошла все локации, обозначенные на твоих многочисленных картах Москвы.
Знаю, я чересчур давил на него, рыча как бурый, которого разбудили в берлоге посреди зимы. Но я не верил, что он ни разу не усомнился в том, что это и была его жизнь, и не ошибся.
Филиппа затрясло, так что сморщенные руки не могли ухватить фотки. Он вскочил, забегал по комнате, бесконтрольно хватая голову, и в итоге закрыл дверь, уставившись на нас глазами полными слез.
– Я думал, мне мозги набекрень свернуло из-за чрезмерного увлечения историей Франции! Я часто вижу странные сны. Эта девочка была в них! И во сне я понимал, что она моя дочь! Но просыпался и мне казалось, что я чокнулся, что это последствия травмы!
Угомониться Филя не мог целый час. Его колошматило так, что мы всерьез перепугались, вдруг у него сердце не выдержит.
– А как же тогда это
