Первая любовь (СИ) - Князева Мари

— Дина! Диночка… что он натворил? Скажи мне! Я прогоню его, хочешь, прогоню? Обругаю так, чтоб больше не захотел возвращаться. Я умею ругаться, честное слово!

Она принужденно улыбнулась сквозь слезы:

— Спасибо, Машунь, но вряд ли у тебя что-нибудь выйдет. Ты не знаешь этого человека. Придется мне, наверное, все же поговорить с ним.

— Вот еще! Не хочешь — не говори. Вот я с Глебом так и не разговаривала. И пусть они оба катятся к чертям собачьим! Еще слова на них тратить!

Дина даже рассмеялась тихонько:

— Какая же ты смешная, Машенька! Как Тося из «Девчат» — смотрела такой фильм? — наивная, чистая и милая…

Я покачала головой:

— Нет, не смотрела.

— О, это, наверное, самый лучший фильм в мире…

— Тогда давай вместе посмотрим! А мужики эти пусть идут лесом.

— Хорошо. Пусть.

Я взглянула на братца, который уже принялся разбирать корзинку с рукоделием, что стояла в углу Дининой спальни, не без труда оттащила его и спрятала опасные артефакты на шкаф. Тут вдруг в мой ум закрались сомнения:

— А как ты думаешь, он может выполнить свою угрозу сидеть у вас под дверью, пока не умрет от жажды?

Дина вздрогнула, а я обеспокоенно продолжала:

— Просто я подумала, что с Глебом-то все в порядке, наверное, раз он носа не показывает, а вот если Дмитрий в самом деле тут помирать начнет… Может, действительно стоит уделить ему пять минут…

Подруга медленно покивала:

— Это такой человек, Машунь: ты ему палец в рот, а он тебя по пояс откусит. Но ты права, возможно, у меня просто нет выбора.

— Не понимаю! — возмущенно воскликнула я. — За что им такая власть над нами? Как бы я хотела наплевать и забыть, и веселиться так, будто и не было ничего… А он… — я всхлипнула.

— Может быть, он точно так же страдает, — предположила Дина. — А может, и больше.

— Тогда почему не приходит?!

— А ты почему?

Мы обе тяжко вздохнули и замолчали.

— Может, мне уйти? Чтобы вы смогли спокойно поговорить…

Дина покачала головой:

— Будешь моей защитой от него.

Она оставила нас с Кирей в гостиной, а сама умылась и, решительно вздохнув, вышла на крыльцо. Краем глаза я видела движение, каким Дмитрий вскочил и бросился к двери. В этом было столько чувства, что я невольно задумалась: а может, она права, и они страдают ничуть не меньше нашего? Может, Глеб и впрямь навоображал чего, или ему кто-то наплел, так что не было возможности отмахнуться, а теперь переживает почем зря… А вдруг ему в самом деле хуже, чем мне? Так и мучаемся поодиночке…

Я честно не собиралась подслушивать или наблюдать разборки Дины с ее бывшим мужчиной. Но ссора между ними постепенно начинала приобретать масштабы светопреставления. Я в жизни не слышала, чтобы моя подруга повышала голос, а тут — она прямо кричала и, как мне кажется, вырывалась из рук Дмитрия. Я чуть было не выбежала на крыльцо к ней на помощь, но тут на сцене явился еще один герой. Михаил. Я увидела его входящим в калитку из окна гостиной. Он навещал Дину пару раз за это время, но она никогда не уделяла ему много времени, считая, что все ее внимание необходимо мне. Да и, чего греха таить, Миша был ей не слишком интересен — примерно как Денис для меня. Приятель — не больше. Мы с Денисом переписывались — он каждый день «мерил температуру», но я скорее отдавала дань вежливости, чем наслаждалась этими беседами.

Обычно Миша улыбался. Я еще ни разу не видала на его лице расстроенное выражение, но тут оно исказилось от беспокойства. Миша почти бегом приблизился к крыльцу, а Дмитрий вышел ему навстречу с такой физиономией, что стало ясно: схватки не избежать…

Эти два дня я горел в аду. Просто лежал на дне бездны отчаяния, лишь время от времени ненадолго всплывая в безумную надежду на то, что это все-таки недоразумение. Что я что-то не так понял, и моя Машенька чиста, а Уваров подстроил невероятную каверзу. Но не верить своим глазам очень трудно.

В первое же утро после дискотеки, разрушившей мою жизнь и все надежды на будущее, я уехал от греха подальше на дальнее пастбище, к старому знакомому деду Тарасу. Чтобы не сорваться, не наорать на нее и наоборот, не начать искать способы оправдать ее, обмануться и снова поверить в несбыточное. Что ж, может, Уваров и правда ей больше подходит? Он городской, обеспеченный, в институте учится… Черта с два! Козел и подлец, каких свет не видывал! Никак он Машеньке подойти не может. А с другой стороны, разве сама она чужда подлости? Обманула ведь меня… ради чего, непонятно, но может, это просто натура такая — жадная? Не верилось мне в эти мысли, как только представлял ее личико и голосок и все-все, что она говорила и делала до того рокового вечера… да что об это думать?

— Зря ты это затеял, — ворчал на меня старый пастух Тарас. — По бабам сохнуть. Не об том тебе думать надо, а об учебе да работе. Как повзрослеешь, поумнеешь, заматереешь — они сами в очередь выстроятся. И выбирай любую. А это что? Не мужик, а тьфу!

— С чего ты взял? — бурчал я в ответ, морщась, как от зубной боли.

— Да будто я не вижу! Девчонка-то хоть стоящая?

Я пожал плечами:

— Уже не знаю. Раньше думал, что да. Самая лучшая.

— И чего страдаешь тогда?!

— Люблю… любил… не знаю, куда деться от мыслей о ней.

— Это да… бабы — они мастера притворства. Мастерицы. Чего она натворила-то?

— Целовалась с другим.

— А тебе до того обещалась?

— Ну… вроде. Мы как-то совсем точно не обсудили, но… все было так очевидно…

— Может, только для тебя?

Я нахмурился, задумавшись. Вспомнил, как обнимал ее, усадив на колени, в спальне, а она обнимала в ответ. И мы признавались друг другу, что нет никого важнее и особеннее. Как еще это можно было понять?!

— Нет, это не вариант!

— И что ты сделал? Когда увидел их?

— Сбежал.

— Трус!

— Да, я испугался. Что убью его, что скажу ей что-то такое, что навсегда сделает нас чужими.

— И черт с ней, если она такая вертихвостка.

— Да, я знаю. Умом понимаю, а внутри пробирает до костей, как представлю…

— Слабак, — вздохнул Тарас.

— Наверное.

Конечно, на том пастбище я не вылечился от своей болезни по имени Маша, но все же мне немного полегчало. Покрайней мере, я почувствовал, что смогу изображать невозмутимость, увидев ее мельком. Или мне это только показалось… В любом случае, дольше злоупотреблять терпением близких я не мог. Им нужна моя помощь в работе, а я тут расслабляюсь.

Однако вскоре по прибытии домой меня поджидала новость, снова выбившая почву у меня из-под ног. Уваров уехал. В то же утро, что и я. Его нет в деревне, а Маша тут. Но в чем же тогда смысл? Прощальный поцелуй? На кой черт он нужен? Городские традиции?..

Я промаялся во дворе полдня, бродя от одной хозпостройки к другой, машинально выполняя какие-то действия, но больше думая-думая-думая. Как достало это навязчивое состояние, просто сил нет! Заметив, как соседка-мучительница входит с улицы в свою калитку, я не сдержал порыв и бегом кинулся следом.

— Маша!

Она так вздрогнула от моего окрика, будто ее землетрясением встряхнуло.

— Глеб… — прошептала Манюся еле слышно.

Черт! Выглядит все так же невинно и беззащитно, как и прежде, хотя я видел ее истинную суть…

— Он уехал! — перешел я сразу к делу, не старясь даже сделать интонацию помягче.

— Кто?

— Ты сама знаешь! Уваров!

— А… да, уехал.

— И? Вернется скоро?

Она выглядела растерянной:

— Нет… Не знаю… Не говорил такого… Почему…

Но я не стал ее слушать:

— И в чем тогда смысл?

— Смысл чего? — наконец девушка покраснела, тем самым как бы признаваясь, что понимает, о чем речь.

— Ты знаешь! — повторил я с нажимом.

— Я… мы… просто прощались… Глеб, что в этом ужасного?

— Прощались… — повторил я ядовито. — Значит, вы так прощаетесь…

Со мной как-то такого ни разу не получилось… ни приветствия, ни прощания, хотя мне она сказала, что я для нее более особенный, чем этот кусок г*вна!