(не) Только Секс (СИ) - Ласка Уля

— А мне нравится мамина окрошка и ореховый рулет, — внезапно вклинивается в беседу Олег.

Улыбаюсь во весь рот и уверено сообщаю, что намерен попробовать все озвученные блюда, потому что то, что попробовал сейчас, с удовольствием бы съел еще раз двадцать! Бросаю взгляд на Надю, она прикрывает глаза руками, но на щеке все же заметен след от слезы. Детка…

— Все, поели? Теперь моем за собой посуду и приступаем, — командует по меньшей мере владычица морская, и когда я собираюсь выполнить команду, Надя мгновенно пресекает мою попытку, принуждая оставаться на месте.

Наша с Антониной Михайловной зрительная дуэль могла бы войти в эпические хроники, если бы е не мое дикое желание заржать в голос к ее завершению, но я сдерживаюсь, я герой! Слава победителю!

— Я провожу, — возвращается ко мне Надя.

— Нет, — мотаю для убедительности головой. — Я хочу поучаствовать.

Лица всех остальных присутствующих приобретают основательно вытянутую форму.

— Это только для членов семьи, — отрезает бабуля стальным голосом главы мафиозного клана.

— Тем более! Я должен проверить. — Ответом мне служит гробовое молчание. Ничего, привыкайте!

Антонина Михайловна начинает ухмыляться так, что становится понятно: задумала гадость. Ну, я готов.

Надя беспомощно хлопает ресничками, а потом срывается с места, убегает с кухни, бросив, «я сейчас», а через минуту возвращается с шикарным мужским фартуком с надписью « Шеф этого дома» на французском языке.

Мне даже удается ее приобнять, когда она начинает завязывать тесемки. Но она очень осторожно вывинчивается и достает из холодильника тесто и два контейнера с фаршем.

— Приступаем, — дает отмашку бабуля, раздавая кусочки теста, как крупье в казино карты, в который раз с вызовом глядя на меня.

Делаю первую парочку уродцев, чтобы притупить ее бдительность, а потом мои идеально свернутые пельмешки. Вижу ее дикое желание замерить их линейкой, но это без надобности: они как сиамские близнецы!

Ее глаза вновь наполняются злорадством, и она, метнувшись к холодильнику, ставит передо мной еще две начинки: творожную и вишневую.

— Александр Денисович, — впервые называет меня по имени, — а займитесь-ка вы варениками.

Вот ведь! Знает, что если творог — еще куда ни шло, то с вишневой начинкой придется повозиться. Но я не отступаю. Этот навык приобретен как раз в самый сложный период моей жизни, когда у нас с мамой на мясо тупо не хватало денег. Каких только вариантов мы не перепробовали.

Выпендриваюсь, от всей души формируя идеальный край у своего шедевра. Тонкое тесто замечательно склеивается, позволяя сформировать отличный рифленый край.

Лариса восторженно посматривает на мои руки.

— Практика! Все получится, — помигиваю я ей, когда она пытается повторить за мной.

— Александр Денисович, — влезает в нашу беседу бабуля, недовольно сжимая челюсти, — а расскажите, пожалуйста, чем вы занимаетесь?

Она что, реально считает меня бандитом?

— Нет, — не пытаюсь облегчить ей жизнь. — Я не смешиваю серьезные разговоры с едой.

— Ясно, — недовольно сопит она, скорее всего, выстраивая в уме чудовищный вариант моей деятельности и пытаясь оттянуть миску с вишневой начинкой. Да ни фига! Оставляю я ее рядом с собой. Я все еще не пепел. Благослови, Господи, мир без магии!

Звонок в дверь. Тревога в глазах у Нади. Остальные недоуменно переглядываются, а открывать отправляется Лариса. Через двадцать секунд она возвращается с таким кислым лицом, будто бы на спор съела ящик лимонов, а секунду спустя за ее спиной появляется он, Надин, мать его, муж. Бывший.

Глава 21

Александр

Бывший!

Но окидывает пространство он с видом абсолютного собственника. Взгляд быстро скользит по всем присутствующим и останавливается на мне. Глаза в глаза. Ха… Ну, этот ритуал для меня прямо родной. После того как, по его мнению, он высверливает мои глазницы и силой мысли взрывает черепную коробку, взгляд опускается ниже — на руки, быстро взлетает обратно, и его губы расплываются в презрительно-победной улыбке.

— Добрый вечер, Антонина Михайловна! — обращается он исключительно к бывшей теще.

— Здравствуй, Витенька, — каким-то до неприличия слащавым голосом лепечет разъяренный бойцовский пес, по щелчку пальцев превратившийся в миленького новорожденного щеночка. Что это еще за херня?

— А вы в кои-то веки в полном составе! Даже Олег не слинял, а Лара отлипла от телефона. Демонстрация образцово-показательной семьи? — А этот посыл уже предназначен Наде, и именно он служит топливом, подбрасываемым в топку моей ревности. Какого хрена ему тут вообще нужно?

Стряхиваю муку с пальцев, резко их разгибаю и чувствую, как на мое колено под столом ложится ладонь Нади. Это запрещенный прием. Просьба не вмешиваться. Но это ее территория… Давление подскакивает еще выше, но я умею себя контролировать: первое, чему пришлось научиться в армии.

— Ты что-то хотел? — безразлично-отстраненным тоном интересуется МОЯ детка.

— Да. Тебя! — заявляет этот мудак с самодовольной улыбкой, до усрачки гордый удавшимся ответом.

На его месте я бы лучше порадовался, что между нами стол, потому что это единственная преграда, которая отделяет мой кулак от его наглой, зарвавшейся рожи.

Но и это преграда не помеха, после того как я бросаю взгляд на стоящую рядом Надю. Она судорожно стискивает кулачки, нервно покусывает уголок губы, а в глазах… Сука! Глаза уже полны слез.

Я поднимаюсь, и хрен тут же идет на попятную. Его лицо теряет ехидное выражение, моментально мрачнея, а голос становится по-деловому глухим.

— По работе, — бурчит он.

— Я быстро, — заверяет меня Надя, проводя рукой по моему предплечью и, обогнув детей, выталкивает «Витеньку» из кухни. Желание пойти следом просто невыносимо. «Это ее территория», — напоминаю я себе.

Заберу!

Руки на автомате продолжают выполнять действия, на которые их настроили. Через минуту, когда я окончательно прихожу в себя, передо мной уже три пельменя.

Взгляд со стороны удовлетворенно сопящей хозяйки положения, поглядывающей на меня с довольным прищуром. А то! «Выкуси, Белов!» — это самое приличное из сигнализируемого мне ею.

Дети, как ни странно, уткнувшись в свои заготовки, продолжают работу, но взглядов поймать не могу, глаза просто опущены, у обоих. А папаша-то у нас тоже мудак. И часть всей этой ситуации с недопустимым поведением — это и его вина.

Смотрю на количество теста и начинки, прикидывая, могу ли я уже объявить, что внес посильный вклад в пополнение стратегического продуктового запаса семьи.

Но происходит то, что сметает все запреты, выставленные долбанными правилами приличий. Я слышу, как этот хрен на нее кричит. Это слышат все, и когда я резко поднимаюсь, Антонина Михайловна также вскакивает со своего места, но не для того, чтобы вступиться за дочь. Она загораживает выход из кухни своим не то чтобы упитанным телом.

Серьезно?

— Сядьте и продолжайте, — киваю на стол, — у вас еще достаточно работы.

— Это мой дом и… — начинает она, набирая в легкие побольше воздуха и гневно раздувая ноздри.

— Антонина Михайловна, если я выйду и увижу хоть одну слезу на ее лице, уже ничто не будет сдерживать меня от приведения в исполнение моего утреннего предупреждения.

Каким количеством ментального мата и проклятий меня одаряют — неизвестно, но она освобождает проход. Два шага. Я у двери ее спальни.

— Скажи спасибо, что я не заставляю тебя выплачивать все за раз. Хотя… Ты же теперь у нас женщина в свободных отношениях. Продай телефон, источник дохода у тебя теперь есть, быстро насосешь на новый, — смеется этот козел, а я толкаю дверь, уговаривая себя не свернуть ему шею в ближайший десяток секунд.

Надежда

Вот так и проявляется незамедлительная расплата за мгновение назад испытанное счастье. Только что я порхала по воздушным облакам седьмого неба, а сейчас меня смешивают с грязью грешной земли.