Непристойное поведение - Саманта Аллен
На лице медсестры написана решимость отстаивать свою пациентку. Но единственное, что она должна сделать, это свалить отсюда. Немедля. Я двигаюсь в её сторону тёмным штормом, и она уступает.
— Говори.
Я застываю у двери, разглядывая мать, ожидая, пока она начнёт каяться в своих грешках почти пятидесятилетней давности. Ведь Адаму Флойду сорок четыре. Значит, сорок пять лет назад моя мама была отнюдь не праведницей? Что вообще произошло?!
— Не молчи. Я хочу знать всё, — провожу пальцами по волосам. — Папаша всегда хвалился, что в те годы всё было иначе: девушки скромнее, намерения чище. Он хвалился, что тогда в жёны доставались чистые и неискушённые. Но ты говоришь, что Адам Флойд — твой внебрачный сын… Самый старший, выходит. Как же так, мама?
Она протягивает руку в мою сторону. Кончики пальцев дрожат. Грёбаные несколько футов расстояния между нами. Но я не в силах приблизиться к матери. Я чувствую нас магнитами с одинаковыми полюсами, которые только отталкиваются друг от друга.
Поняв, что я не стану помогать ей даже рукопожатием, мама складывает ладони на покрывале.
— Я виновата. Это было сорок пять лет назад. Тогда я едва закончила школу. Я знала, что мне пророчат в мужья одного из сыновей Коэнов. Но не придавала этому значения. В то жаркое лето родители отправили меня во Францию к родственникам. На языковые курсы. Там я встретила парня, мы быстро сблизились, у нас завязался жаркий и тайный роман. Но каникулы быстро кончились. Причём, для него быстрее. Он погиб в автокатастрофе. Автомобиль протаранил автобус, где он ехал. Ему не повезло… Для меня жизнь потеряла смысл. Я как во сне провела остаток лета. Сильно похудела и почти ничего не ела. Я вернулась в Штаты бледным призраком в противовес той цветущей и сочной девушке, которой была. Родители пришли в ужас и отправили меня на обследование. Именно там мне сказали, что я беременна. И срок уже не позволяет сделать аборт.
— Ты не заметила, что залетела?
— У меня была слабость, тошнота, но я списала это на стресс и голодание. Я была словно не в себе всё это время.
— А как же месячные? — напористо спрашиваю я.
Мама в ответ бледнеет ещё больше.
— Дэвид, приличные дамы не обсуждают такие интимные подробности! — голос её слаб, но всё же полон возмущения.
— Да что ты такое говоришь, ма? — взрываюсь злостью. — Ты заявляешь, что я трахаю родную племянницу! Это, блять, не считается интимным? Так что забей на свою говённую мораль! Я хочу знать всё!
— У меня были… выделения, — сдавленно отвечает мама. — Гинеколог сказал, что кровь может проходить через плод. На начальной стадии. Родители были в шоке. Они рассердились на меня. Было уже поздно делать аборт. К тому же родители были религиозными людьми. Они решили проблему иначе. Отправили меня в отдалённую больницу под наблюдение врачей. Как только срок позволил родить младенца, мне сделали вызывающие роды. Он родился семимесячным. Единственное, что я слышала — это его крик. Мне не позволили даже посмотреть на него, сразу же унесли. Не хотели говорить даже пол, но я умоляла, и мне скупо ответили, что это мальчик. Меня быстро поставили на ноги и сделали всё, чтобы я выглядела девственницей, быстро отдав замуж за твоего отца… — Мама всхлипывает. — Я ничего не знала о своём первенце. Мне приказали держать язык за зубами и забыть о позоре. Потом твой отец активно взялся за деторождение и создание большой семьи. Я поверила, что могу быть счастливой мамой и хорошей женой…
— Ты знала о нём хоть что-то?
— Нет. Только то, что его отправили в какой-то католический приют для сирот. Но таких сотни по всей стране! Младенца могли отправить в любой из них! — вздыхает мама. — Я убедила себя забыть об этом. Мне почти удалось… Спустя почти двадцать лет прошлое настигло меня. Я присутствовала на одном из благотворительных вечеров в местном колледже. Там выступал один студент, исполняя песню. Я сразу же поняла, что это мой мальчик. Его голос был один в один, как у его отца. И он так… так похож на моего отца. Я поинтересовалась данными о нём и поняла, что это мой сын. Мне хотелось загладить свою вину перед ним, но я не могла действовать открыто. Именно тогда и была учреждена премия Коэна, а Адам Флойд стал первым из студентов.
— Он знал, что ты — его мать?!
— Я видела, что вы дружите. О, как я была счастлива и несчастна одновременно. Видеть, что ещё один твой ребёнок находится рядом и не иметь способности обнять… — всхлипывает мама.
— Он знал, что ты — его мать?! Знал?!
— Нет. Вернее, поначалу он не знал. Но с возрастом семейные черты сходства начали проявляться всё сильнее. Адам был как-то у нас в доме и увидел старые фотографии. Он ничего не сказал, но, вероятно, портретное сходство с моим отцом поразило его. Он озадачился этим вопросом и…
— И что дальше?
— Однажды он пришёл ко мне с результатами теста ДНК.
— Откуда он взял твои образцы?!
— Возможно, украл стакан с образцом моей слюны, — пожимает плечами мама. — Адам был настроен очень решительно и попросил компенсацию. Иначе грозился всё рассказать прилюдно и погубить карьеру твоего отца!
— Когда это было?! — рычу я, сатанея от мысли, что Адам знал всё. Знал, что я — его брат по матери.
Мама называет дату. Я застываю на месте, прошу повторить. Слова матери не приносят облегчения. Я понимаю, что Адам знал всё… И когда в нашей жизни случайно возникла Кристиан, он не погнушался подложить свою дочь под меня. Под брата.
— Почему? — вопрос слетает с моих губ.
Он остаётся без ответа. Мама плачет, бормоча извинения. Но я и сам могу ответить на свой вопрос. Зависть. Злоба. Адам всегда завидовал мне и считал любимчиком фортуны, незаслуженно получившим в распоряжении большой капитал и влиятельную семью. Когда Адам узнал, что он — сын моей матери, зависть окончательно уничтожила в нём всё человеческое.
Адам шантажировал мою мать, чтобы получить деньги… Он подложил Кристиан под
