Однажды и навсегда (СИ) - Головьева Светлана

— Я вовсе не против вернуться в кровать, — игриво отвечаю я, отпивая свой кофе и не отводя взгляда от Джека. Он качает головой, весело улыбаясь, и откидывается на стуле. На нём лишь тонкие спортивные штаны и я могу беспрепятственно глазеть на его подтянутое тело. Не думаю, что такое зрелище может когда-нибудь надоесть. Каждое утро, когда я просыпаюсь и вижу его рядом, то раз за разом задаюсь вопросом: какого хрена мы с ним так долго тянули с этой проклятой дружбой?

— Детка, ты играешь с огнём.

— И мне это нравится, — отвечаю я, и мой взгляд падает на его руку, которую обхватывает китайский дракон. — Знаешь, я тут думала, может быть мне тоже сделать татуировку.

— Что? — Джек наклоняется вперёд, складывая руки перед собой на столе. Чёрные глаза пристально смотрят на меня, пытаясь понять, шучу я или нет. — Ты же это не всерьёз?

— Почему? Для человека вроде тебя ты слишком недовольно воспринимаешь моё предложение, — откладываю журнал в сторону и смотрю на Джека. Он нервно взъерошивает волосы и вздыхает.

— Твоё тело слишком идеально, чтобы расписывать его, — говорит он с нежностью, протягивая свою руку к моей и переплетая наши пальцы.

— Но пирсинг тебя не смутил.

— Его можно убрать, а татуировка с тобой навсегда. Я хочу любоваться твоей чистой, гладкой кожей, — Джек нежно поглаживает мою ладонь, посылая по моему телу приятные волны. В последнее время я чувствую себя сплошной эрогенной зоной. Каждое прикосновение Джека к моему телу получает свой отклик.

— А мне нравятся твои татуировки, я могу рассматривать их ночи напролёт, — тихо говорю я, соблазнительно глядя на его мускулистые руки, покрытые причудливыми росписями. Джек поднимается со своего места и подходит ко мне, не выпуская мою руку из своей, он поднимает меня на ноги. Даже с моим приличным ростом мне приходится слегка наклонять голову назад, чтобы встретиться с его лицом. Он нежно проводит по моему лицу, заправляя прядь волос мне за ухо. Наклоняется вперёд, соприкасаясь лбами, и закрывает глаза. Кажется, что он хочет что-то сказать, но молчит. И мне нравится эта тишина вокруг нас. Будто бы мы с ним находимся в своём уединённом мирке. Его грудь размеренно вздымается, когда он просто прижимается к моим губам. Он вздыхает и целует меня плавно и нежно. Я кладу свои руки на его плечи, осторожно отвечая на поцелуй. Он не такой как все наши предыдущие поцелуи. Он какой-то невинный, наши губы движутся в некоем синхронном танце, еле касаясь друг друга. И в этом поцелуе столько чувств, что сердце радостно трепещет в груди.

— Я хочу, чтобы ты всегда могла иметь возможность разглядывать мои татуировки, — шепчет он, улыбаясь, когда поцелуй заканчивается. — Я хочу, чтобы мы жили вместе.

— Но мы итак живём вместе, — отвечаю я, глупо улыбаясь. От того, как он это сказал, моё сердце пропускает удар или два. Он предлагает съехаться? Господи, неужели этот мужчина и правда мой?

— Это не совсем то, — Джек с нежностью смотрит на меня, руками спускаясь по моим плечам, — Давай вернёмся в мой дом. Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой нашего очага. Хочу, чтобы у нас была собственная спальня. Чтобы мы могли устраивать пикники на заднем дворе. Хочу, чтобы аромат твоих духов витал в коридорах дома. Это будет только наш мир и наши правила.

— Джек…

— Ты можешь подумать, я не заставляю тебя решать сейчас. Я просто выразил своё желание, — Джек улыбается как-то неловко и отходит от меня, но я быстро хватаю его за руку, и он поворачивается ко мне. Его чёрные глаза полны любви, но за этой любовью я вижу страх. Он привык, что им пренебрегают, привык к тому, что его бросают. Но я так не поступлю. Мне прекрасно известно, что для Джека это серьёзный шаг. Для него всё сейчас в новинку, он словно ступает по тонкому льду. Но в этом путешествии я буду с ним рядом.

— Я согласна, Джек. Я готова переехать хоть в картонную коробку, лишь бы с тобой, — говорю я, и его лицо озаряется улыбкой. Он подхватывает меня на руки и кружит до тех пор, пока мне не становится плохо. Только когда я умоляю его отпустить меня, то он опускает меня. Когда я оказываюсь на прочном полу, приходится обхватить Джека за шею, чтобы не упасть. Он нежно целует моё лицо, лёгкими касаниями, от чего становится щекотно, и я смеюсь. Нас прерывает звонок его телефона. После чего он нехотя отпускает меня и идёт в прихожую. А я бесстыже наблюдаю за его задницей, за тем как шевелятся мускулы на его спине, отчего некоторые татуировки буквально оживают. Джек достаёт телефон из кожаной куртки и хмуро смотрит на экран. Устало потирает лоб и наконец, отвечает, делая это с явной неохотой.

— Привет, папа, — произносит он, обречённо взглянув на меня, после чего удаляется на балкон.

Я остаюсь на кухне, наблюдая за тем, как, Джек нервно расхаживает по балкону. Он закрыл за собой дверь, и я не слышу, о чём он говорит. Но по недовольному лицу смею предположить, что ничего хорошего этот разговор не сулит. Когда дело касается родителей Джека, ни о чём хорошем вообще не может быть и речи. Мне невыносимо видеть, как мгновенно меняется настроение Джека. Он снова превращается в обычного угрюмого и недовольного мужчину. Я всегда была в хороших отношениях со своими родителями. В любой сложной ситуации они меня поддерживали. Я чувствовала их заботу и любовь. И поэтому мне сложно понять, как родители могут не любить собственного ребёнка.

Когда Джек возвращается, то выглядит злым и недовольным. Он тяжело дышит и даже не смотрит в мою сторону. Размашистыми шагами он проходится по гостиной, а потом кидает телефон в стену с болезненным рёвом. С громким треском аппарат разваливается на части, падая на пол. Осторожно я подхожу к Джеку, который сгорбившись, сидится на диван, выглядя при этом, как раненный зверь. Опускаюсь перед ним на пол и заглядываю в его лицо, пытаясь прочитать в нём ответы. От того каким поверженным он выглядит, моё сердце болезненно сжимается.

— Они возвращаются, — тихо произносит он, и сначала кажется, что мне послышалось, но потом он повторяет уже громче, — они возвращаются.

— Кто? — спрашиваю я, сплетая наши ладони вместе.

— Мои родители, спустя столько лет решили вернуться назад. У них какие-то проблемы с бизнесом и они бегут сюда, поджав хвост. И, конечно же, они собираются жить в своём доме. Они же не могли придумать другое время для возвращения. А лучше бы никогда не возвращались, — с каждым словом голос Джека становится всё громче. — Они бросили меня, Кенз. Они оставили меня одного, разбираться со всем самостоятельно. Их не волновало, что со мной. Они думали, что посылая мне деньги, раз в месяц делают свою родительскую работу. Но я не потратил ни цента из их подачек. Пошли он к чёрту со своими деньгами. Они мне не нужны. Мне не нужны родители. Я справился и без них. Но теперь они снова заявляются в мою жизнь.

— Может им нужно дать шанс? — осторожно спрашиваю я, и Джек смотрит на меня с таким выражением лица, словно я сказала несусветную глупость.

— Какой на хрен шанс? Они не дали мне шанса. Они решили, что я никчёмный, поставили на мне крест и свалили в долбанную Италию заниматься виноградниками. Я не собираюсь давать им шанс. Они могут забрать свой дом, но я не хочу строить из себя хорошенького сыночка. Им стоит принять меня таким, каков я есть. Я даже видеть их не хочу. Меня вполне устраивало, когда они были на другом континенте и звонили раз в месяц. Телефонный разговор я переживу, но на большее меня не хватит.

Джек встаёт и не глядя на меня уходит в спальню. Я остаюсь на полу в полном недоумении. Не знаю, что нужно сказать, что сделать, чтобы облегчить его боль. Очевидно, что всё даже хуже, чем я думала.

Через пять минут Джек выходит из спальни полностью одетый. Его лоб как всегда нахмурен, а лицо отстранённое. Мыслями он явно далеко отсюда. Я поднимаюсь с пола и подхожу к нему. Он смотрит на меня невидящим взглядом и быстро целует в щёку.

— Куда ты? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как он надевает свои ботинки.

— Проедусь, мне нужно немного проветриться, — бормочет он и снова целует меня, но я не чувствую ничего, кроме обеспокоенности.