Мой ребенок Тигра (СИ) - Мэйз Евгения

— Я хочу, чтобы мой сын был окружен красотой и стремился к прекрасному, когда станет взрослым, — произнесла она, постаравшись поменять тему и не отвечать на вопрос, который совершенно не касался потемневшей от горя женщины.

Олька отложила букет прямо на землю, принявшись заниматься обувкой сына с перекрутившимся на ней ремешком. Макар сначала держался за плечо, расшаркивая ножкой, но потом отвлекся на ее волосы, принявшись, совсем как в детстве, шумно вдыхать и восхищенно цокать, проводя по волнистым прядям. Отчего-то его привлекали локоны, и он не меньше, чем сотню раз за этот день попросил потрогать их. Раньше Ольга не противилась, но позже стала разрешать портить прическу лишь вечером, перед тем как пойдет в душ или для того, что настроить сына на мирный лад и уложить спать.

— Зайдете к нам? Я угощу вас чаем!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На этот раз Гоар согласилась, но не успела зайти в дом, как прибежал кто-то из работников, сказал:

— Тикин, там!

Гоар что-то поняла. Сначала сверкнули ее темные глаза. Она просветлела лицом и, не извинившись, оставила их с Макаром, взяв направление в сторону главного дома, где жила сама и где располагалась администрация.

— Что-то случилось?

Прибежавший работник покачал головой, продолжая шумно дышать и приходить в себя после быстрого бега. Он широко улыбнулся Ольге, выдав:

— Хозяин вернулся!

Ольга вернула улыбку, осознав, что у нее словно камень с души упал и она не меньше других обрадовалась пришедшей в это место радости. Гоар последние дни часто встречалась на их пути. Ольга видела, как она смотрит на Макара, позволяя последнему бегать к ней, когда та занималась цветами возле ее или соседних домов. Женщина несмотря на свою сложность, была добра к ребенку, разрешая помогать ему с мелкими делами — Макар то бил короткой мотыгой землю, то сыпал в лунки опилки, то украшал клумбы, принесенными с дорожек камешками, то слушал, когда та говорила названия инструментов.

— Наконец-то бабушка Гоар займется своими внуками, — проговорила Ольга, расставляя цветы по вазам. — Перестанет хмуриться и быть может познакомит их с тобой.

Ольга с одной стороны терзалась любопытством, а другой стороны выдыхала, надеясь, что неоднозначное впечатление от горного курорта свернет в сторону «замечательно!» Пока ее мнение было таким: она не готова платить за такой отдых. Дело конечно же было не в деньгах, а в одном конкретном человеке.

— Вну-ка-ми?!

Проговорил Макар, остановившись нее и желая узнать значение незнакомого для него слова.

— Маленькие детки ее взрослых детей.

Макар продолжал стоять рядом, забавно хмурясь при этом. Слишком запутанным вышло объяснение.

— У бабушки Гоар, — терпеливо повторила Ольга, по началу дикое, а теперь более привычное сочетание слов. — Тоже есть дети, но они уже выросли и у них появились свои детки.

Странно было звать незнакомую и чужую женщину бабушкой, но Ольга привыкла и пришла к выводу, что да, Гоар все-таки можно называть так, хотя бы, исходя из того сколько лет ей, а сколько Макару.

— Их зовут внуками.

— Вуки?

— Внуки.

— Вуки?

Оля опустила взгляд, осознав, что сын дразнится.

— Это кто тут у меня балуется?!

Ребенок захохотал, отскочив от тянущихся к нему рук и чуть было не наступил на выбежавшую на кухню кошку.

— Вуки! Вуки! — принялся повторять Макар, гоняясь за убегающей, проскользнувшей в дом кошкой. — Вуки!

Кошка по кличке Мур не желала сдаваться на милость маленьких рук и только поэтому Оля не переживала за ее присутствие в доме. Сомнительно чистая Мур еще ни разу не дала поймать себя, отличалась воспитанностью и ела только на улице, смотрела на детей больше, как на источник неприятностей нежели, чем на опасность. Вот только Ольгу обеспокоило другое: как она попала в дом? Багдасарова помнила, что до этого видела Мур на улице!

— Сынок, пожалуйста, выпусти Мур на улицу.

Макар сделал еще несколько кругов, взглянул на взобравшееся на шкаф животное, кыскыская и ожидая, когда оно спустится и даст еще погонять себя, но, так и не дождавшись этого, побрел к двери, распахивая ее настежь.

— А теперь мыть руки и пойдем ужинать.

Она не дождалась ответа, звука крошечных шагов, очередного «вуки» или «кыс-кыс» забеспокоилась и считай, что выбежала в небольшой коридор, замерев.

— Собака? Собака!

— Макар?

Ольга оперлась о дверной косяк, в очередной раз ощутив себя той самой дурной мамашей, кипишующей и поднимающий хай на ровном месте.

— Мама, собака! — проговорил Макар в очередной раз, но не громко, как в первый раз, а с восторгом, если не сказать, что с восхищением. — Собака!

Ничто не угрожало ее ребенку. Рядом с ним не было огромного оскалившегося пса, каким-то чудом забредшего на охраняемую территорию. В коридоре витало счастье, пленяющее своей искренностью и чистым восторгом.

— Смотри, мама! — повторил Макар, обернувшись к ней. — Собака!

Она кивнула и даже заставила себя улыбнуться. Макар гладил щенка, кажется, еще кутенка, сонно и неуклюже возящегося в огромных ладонях присевшего возле него мужчины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 28

Макар волновался. Крошечный, как он сам пес захватил его. Сын то приседал, то заглядывал на него со всех сторон, пытался дотронуться, отдергивал руку, хохоча и повизгивая от восторга, страха и захвативших ощущений.

— Давай погладим его? — предложил ему Хамиев (да это был он!), так терпеливо, тихо и доверительно, что могло показаться, что это и не он вовсе. — Потрогай его нос.

Можно было подумать, что это его добрый брат-близнец, так по-другому он вел себя, но это было не так — тогда бы она знала о нем, хотя бы от самой Гоар Микаэловны или от словоохотливого Алибека.

— Смотри какой он влажный и теплый.

Макар слушал Тиграна и повторял движения вслед за ним, но отдернул пальцы стоило щенку дыхнуть на них, чуть сильнее чем прежде.

— Дай ему понюхать себя, — все также тихо продолжал наставлять Тигран.

Ольга не лезла и не пыталась вмешаться. Она смотрела и не сказать, что умилялась (хотя и это тоже). Ей было интересно. Но волновал ее вовсе не щенок и не заботы, которые обязательно появятся стоит назвать его своим. Ей было любопытно взглянуть на общение ребенка со взрослым со стороны. Особенно сейчас, когда это происходило без идиотского сюсюканья, коверканья слов и нарочито упрощенных фраз.

— Он запомнит тебя и будет знать, что ты и только ты его хозяин, товарищ и друг.

Она приучила Макара к этому, с первых дней разговаривая с ним, рассказывая всё-всё-всё, как если бы он был взрослым. Она читала ему книги не только про улыбающегося с бортиков кроватки Винни Пуха, но и те, которые читала сама. Когда сын хмурился, Оля спохватывалась и объясняла максимально просто значение незнакомых ему слов, проговаривала каждое действие и жест, а еще безумно гордилась тем, что Макар заговорил раньше своих сверстников-мальчишек, тем что могла попросить его выполнить простейшее и он не просто понимал, а делал это. Как, например, с дверью — она попросила его выпустить кошку, и сын сделал это.

— Возьмешь его на руки?

Щенок при своей «малышовости» обещал превратиться в огромного пса. Он уже был крупным — повис в руках сына с расслабленными задними лапами и достал ими до самого пояса, оттянув резинку светлых штанов.

— Ух! — выдохнул сын, подтягивая его повыше к самому лицу, чтобы рассмотреть его мордочку или для того, чтобы заглянуть кутенку в глаза. — Толллстый!

Макар был супер ребенком — говорящим чуть больше, чем другие, делающим чуть больше, чем остальные, понимающим Олю и хмурящимся, когда с ним вели себя, как с каким-то идиотом, но… Он был ребенком — еще неуклюжим, осваивающим новое, хохочущим над тем, что виделось ему забавным, увлекающимся и познающим мир.