Татьяна Алюшина - Дом, где исполняются мечты
А тут бабахнуло! Спасайся, кто может! Но… поздняк метаться!
Идиотизм! Кому сказать — обхохочутся! Но ведь сорвало и потащило! И думал, что кондрашка хватит прямо сейчас, когда понял, что придется остановиться! Вот кирдыкнется вместе со всеми своими юношескими неконтролируемыми желаниями!
Но она позвала, приказала, и Стрельцов успел подумать, что вполне может-таки кирдыкнуться, но ровно от противоположного — от безмерной радости освобождения!
Господи боже мой, что за женщина!
Настоящая, ничего поддельного, разыгрываемого — от веснушек и темных разметавшихся волос, покрасневших губ, горящих чем-то потусторонним глаз, белизны кожи и до оргазма — громкого крика, разделенного с ним, и полной, бескомпромиссной отдачи!
Уставший там не уставший, измочаленный дорогой и разговором с Мариной, а при одном воспоминании все встало за милую душу!
Он чертыхнулся от таких «почестей» даме, поднялся рывком с дивана и пошел за коньячной успокоительной «микстурой» — пятьдесят грамм для остужения нейроно-сексуальных связей в мозгу.
Сделал глоток и вдруг подумал — вот странная заморочка жизни.
Взять Марину. Красавица. Ей тридцать пять, и если бы не взгляд умудренных глаз, то влегкую можно дать не больше двадцати пяти. Блондинка голубоглазая, высокая, стройная, как девочка, кожа светится жемчужно. Ухоженная, всегда при макияже, маникюре и всех достижениях косметико-омолаживающей индустрии. Аура, одним словом, та самая, за которую борьба. Модели мировые могут поспать, когда она идет.
И что? А то: грубо, по-мужски выражаясь, не стоит на Марину у Стрельцова хоть на одетую, хоть на раздетую! То ли от памяти, не забывающей напомнить, как дребезжит она истерическим голосом, то ли от доставаний ее вечных, то ли по еще какой причине — но… нет! Хотя если б хотелось, то глубоко по фигу на все ее выступления, обвинения, это любому мужику ясно.
Уж как у нее с другими мужчинами дела обстоят, он не знает. По крайней мере, постоянного друга любезного за эти пять лет свободной разведенки Стрельцов что-то не наблюдал. Кстати — тоже по фигу!
И Инга.
Вот что в ней такого? Маленькая, ему до плеча, худенькие ручки-ножки, ребра, и на таком «каркасе» грудь формы и размерчика — ой-ой-ой! И тыл украшает попочка такой формы, он бы сказал по-мужски определеньице! Словом — смерть инфарктнику, не утратившему потенции. И ведь красавицей не назовешь. Миленькая, симпатичная, интригующая, запоминающаяся, обаятельная — это да!
Темные волосы, глаза с неизбывной смешинкой, белая, как атлас, кожа, веснушечки очаровательные, губы — контрольный выстрел в сердце того же инфарктника. И вроде бы ничего особенного, кроме, разумеется, потрясающей фигурки, вне принятых модельных канонов, а так — ну нет в ней красоты пленяющей!
Но глубоко безразлична любая красота, когда смотришь на нее! Да потому что есть в Инге Исла некая манкость, тайная притягательность, женственность редчайшей пробы и отсутствие искусственности, наигранности, расчета.
И только стоит ее вспомнить, подумать о ней, как горячей волной по телу пробегает желание — большой мужской привет! Ну вот как это объяснить?
Что-то там боженька намудрил в отношении полов! Ой, намудрил!
А Стрельцов мучайся! И мучился, и злился так, что зубами скрипел! Вот что могло случиться? Отчего и почему ее переклинило?
Инга себя так ругала! Подыскивая слова по-заковыристей, по-конкретней — ругала на чем свет стоит! Ну как можно было так откровенно сбегать, лепетать что-то тупо фальшивое, прятаться?! Что у нее с головушкой-то? Совсем набекрень?
Ну ладно, решила ты, что ему не подходишь, — так себе решение, конечно, по степени нормальности разума! Бог с ним, хорошо, примем условно такой выкрутас сознания. Но бегать-то зачем?! Да еще так откровенно! Дура дурой, и сбоку бантик!
Вроде бы большая девочка и могла б придерживаться стандарта поведенческого: «Секс получился замечательный, спасибо, мы люди взрослые, всякое случается!» И мудрой хозяйкой посидеть, поболтать на нейтральные темы, а после проводить гостя как положено. Классика жанра, а оказалось — клиника!
Ну не могла она находиться рядом с Игнатом! У нее руки не хотели слушаться приказов мозга и тянулись дотронуться до Игната, прижаться к нему, погладить, потрогать пальцами, вдохнуть его запах — клиника, она и есть!
Головушку сносило напрочь маниакальной направленностью мыслей и желаний! Бред!
Ну, вот она и рванула с утра пораньше в воскресенье под самым тупым предлогом, сбегая от настойчивости Стрельцова все выяснить.
Не рассказывать же ему про педикюр, небритые ноги и несовершенство своей фигуры!
Интересно, все женщины, влюбляясь, тупеют с межгалактической скоростью или она одна такая странная?
Последние четыре дня эти рассуждения стали для Инги Валерьевны основными и пугающими своим постоянством. Вообще-то было стыдно!
За все! За обнаруженный в себе при помощи «доктора» Стрельцова сексуальный экстремизм, за несоответствие ему своей телесной оформляющей, за побег трусливый тоже стыдно!
Словом, нагнесть и окошмарить себя Инге удалось в полной мере, до того, что работать получалось с трудом и в основном волевым окриком. В результате чего новый заказ она взяла домой, предупредив начальство, что ей пару дней надо поработать в тишине. Начальство отпустило, благословило и огласило свои ожидания шедевра при таком творческом рвении.
О да! Шедевр у нее получится, еще какой! Что-нибудь в красно-багровых сексуальных тонах — и беленькую «виноватую» розочку в середину!
Сплошные эндорфины с допоминами! Ужас крепчал!
Инга, когда посмотрела на свой эскиз, хохотала до слезы, аж Степан Иванович прицокал проверить, что тут за дела. И, ра-зу-ме-ет-ся, маркиза следом за ним на таратайке.
— Ну, слава богу, ожила! — возликовала бабушка.
— А что, я как-то мертво выглядела? — удивилась Инга.
— Потерянно, рассеянно, — перечисляла Фенечка, — виновато, раз пять ни за что извинилась передо мной и Федором. Мы подозреваем, что это связано с Игнатом Дмитриевичем.
— Кто мы? — напряглась Инга.
— Дети, я и Степан Иванович.
— Что, даже свинтус отдуплился? — хмыкнула Инга.
— Это слишком тинейджерское выражение, но суть ухвачена верно.
— И что говорит? — все шире улыбалась Инга.
— Степан Иванович, — призвала Фенечка верного друга высказаться.
— Хм-хрю! — вздохнул Степан Иванович грустно, но харизматично.
Инга рассмеялась, радостно освобождаясь. Ну и ладно, что сглупила и вела себя, как неадекватная барышня, — всякое бывает, живем вроде, не ангельствуем! И чего уж так себя стыдить и виниться!
