Анна Богданова - Самая шикарная свадьба
– Уж скорее бы поехали, – нетерпеливо и раздражительно проговорил «выпуклый».
– Куда торопиться… Поедем! За все уплочено! Никто нас отседова не выгонит, – рассудительно сказала бабка в пальто и принялась терзать жирную курицу грязными руками. Наконец она отодрала у несчастной птицы ногу.
– Куда торопиться?! – Михаил Васильевич еще больше раздражился. – Туалет-то ведь закрыт! Я больше не могу терпеть!
– А ты выйди, милок, встань между вагонами да пожурчи! Делов-то! – посоветовала бабка в пальто, держа в руке куриную ногу, как эскимо на палочке.
– Я не так воспитан, чтоб между вагонами журчать, как вы выразились! – резко отозвался «выпуклый».
– Хозяин – барин. Терпи тогда.
– А я говорю, достань мне куклу! – пронзительно крикнула Юлечка.
– Прекрати, она в чемодане! – строго сказала мать.
– Достань!
– Ус-спокойся!
– Достань! Хочу куклу! Хочу куклу! Достань! – орала Юлечка до тех пор, пока «щука» не отвесила ей крепкий подзатыльник. Теперь дочь орала по другому поводу.
– А вот еще ел я как-то тараканов, – не обращая внимания на Юлечкин вой, Серега начал новую захватывающую историю. – Знаете, то ли они сушеные были, то ли поджаренные, но ничего, есть можно. Огромные такие – их специально раскармливают перед тем, как на стол подать. Это считается деликатес. Вкус очень даже пикантный.
История о тараканах никоем образом не повлияла на неукротимый аппетит Галины Ивановны – она лишила курицу второй ноги и только проговорила:
– Басурмане! Какую только дрянь в рот не суют!
Наконец поезд качнулся и медленно поплыл вдоль платформы.
– Слава богу! – облегченно воскликнул химик и рванул в конец вагона.
Минут через двадцать полная проводница с сальными волосами цвета вороньего крыла проверила билеты, а еще спустя полчаса принесла серое, непростиранное влажное белье с печатями.
Дальше началось нечто невообразимое – все разом принялись стелить белье и при этом пытались вдобавок переодеться. Пыль стояла столбом, из подушек летели перья…
– Пошли в тамбур, – сказала я, дернув Власа за рукав.
– Ты чем-то недовольна? – спросил он, когда я дрожащими руками попыталась зажечь сигарету. – По-моему, очень милая компания собралась, ну, может, за исключением химика. Он какой-то странный. Ты не заметила?
– Просто он в туалет хотел, – заступилась я за «выпученного».
– Кажется, ты нервничаешь, – пристал Влас.
– Да с чего ты взял? Глупости какие!
– Ну я же вижу! – настаивал он, и я подумала, что лучше, наверное, было остаться с коллективом и вместе с ними потрясти пыльными одеялами.
– Ничего подобного.
– Ты, наверное, предпочла бы самолет или, на худой конец, двухместное купе, – он читал мои мысли, – но я хотел, чтобы все было как в детстве, тогда, двадцать лет назад.
«Поразительная зацикленность!» – подумала я и сказала:
– Какая разница?! Проедусь в плацкарте, жалко, что ли? К тому же попутчики попались – просто чудо!
– Ты правда так думаешь? – простодушно спросил он.
– Конечно, – подтвердила я таким тоном, не поверить в который было невозможно.
– Я так тебя люблю, Маш! – умилился Влас и нежно поцеловал меня. – Пойдем? Там, наверное, уже все разместились.
Действительно, все уже постелили непросушенное белье, «щука» улеглась, боясь, видимо, что кто-нибудь из нас посягнет на ее нижнюю полку. Юлечка никак не могла уняться и все просила достать ей из чемодана куклу. Галина Ивановна сняла наконец-то пальто, спрятала его под подушку, чтобы не сперли, и накрылась грязным, видавшим виды розовым одеялом с синими полосками – за белье она платить наотрез отказалась, сказав, что это грабеж среди бела дня. Серега сидел у окна и, закинув ногу на ногу, рассказывал об очередном «басурманском» лакомстве.
– Ложись, я сказала! – злобно зашипела «щука» на мужа, и ее хищный рот показался мне еще страшнее.
– Отстань! – отмахнулся он и продолжал как ни в чем не бывало: – Так вот, у немцев есть такой специальный ресторан. Там подают к столу личинок, беленьких таких, ну вроде наших опарышей. Мы-то на них рыбу ловим, а для них это лакомство. Деликатес, так сказать!
– Ложись! – не выдержала Натаха.
– Что немцу хорошо, то русскому смерть, – отрезала бабка, укладываясь на узкую полку.
– И ничего подобного! – весело отозвался Серега, не обращая никакого внимания на увещевания жены. – Я попробовал и вот – перед вами, жив, здоров, как видите. А есть у них еще один ресторанчик такой смешной! – воскликнул он и весь как-то сжался и затрясся от смеха – видимо, вспомнил что-то очень веселое. – Туда приходишь, садишься за столик… Народу набивается – жуть! Вдруг, значит, гасят свет – тьма кромешная – друг друга не рассмотреть. И в этой-то темени все едят.
– Во нехристи! – возмутилась бабка. – Чего токо не придумают! Это ж надо – в темноте есть!
– Это еще полбеды! – радостно воскликнул едок опарышей. – Главное в этом кабачке не то, в каких условиях ты обедаешь, а что у тебя на обед!
– Что ж на обед? – удивленно спросила я, стараясь не напылить, расстилая серую простыню.
– Фу ты! Это ж надо! – выразила свое недовольство «щука» – пыль с перьями летела с верхних полок на ее чистое белье. – Юлия! Ложись! Я кому сказала! – взревела она.
– Достань куклу, тогда лягу, – пропищала Юлия.
– А на обед там подают таких существ, не помню, как они называются. Кажется, «Ди грюне раупе», это что-то вроде нашей зеленой гусеницы. Я-то не знал, подцепил в темноте что-то на вилку, в рот положил, а она там как начала извиваться, просто, знаете ли, в конвульсиях бьется у меня во рту!
– Выплюнул, поди? – с большой заинтересованностью спросила бабка.
– Вот еще! Я такие деньги за этот обед отдал! Буду я выплевывать! Я, извините, не сын Рокфеллера!
– Фу ты! – брезгливо воскликнула Галина Ивановна, но, подумав, рассудительно добавила: – Хотя это конечно, чо ж выплевывать, если за все уплочено!
– В туалете мокротень по щиколотку! Что ж завтра-то будет?! – негодовал Михаил Васильевич – он явился из уборной в мокрых тапочках и принес с собой довольно неприятный запах.
– А когда свет включили, – щуплый давился от смеха, – я увидел, что у всех на тарелках эти самые ди грюне раупы расползаются в разные стороны, а у меня больше всех – гора целая!
Тут Натаха не выдержала и, оскалив щучью пасть, вскочила, с силой втолкнула мужа в подушку, потом схватила Юлечку и буквально завалила ее к себе на полку.
– Я писать хочу! – пронзительно завизжала та.
– Там мокро! Завтра сходишь! – ответила мать и прижала Юлечку к стенке.
Мы с Власом залезли на верхние полки и, кое-как переодевшись в темноте, наконец-то улеглись.
