Татьяна Воронцова - Невроз
Кандидата предают суду. Признают виновным.
Первый же удар исторг у меня стон, который не перешел в крик только потому, что у меня перехватило дыхание. Я услышал, как затрещала кожа, а потом на мою нервную систему обрушилась такая боль, какой я отродясь не испытывал. Дикое, нестерпимое жжение – оно нарастало и нарастало, заставляя меня корчиться с запрокинутой головой.
«Что ты знаешь о боли? Что ты знаешь о страхе?»
Ничего. Я не знал ничего.
Две разнополые бестии с позолоченными лицами молча наслаждались моей агонией. Я не знал, что надо сделать, чтобы их остановить. По щекам у меня текли слезы, по спине – кровь. Это было совсем не похоже на игру, клянусь вам.
Наконец жрица решила, что с меня хватит, и вновь поднесла чашу к моим губам. На этот раз я не упрямился. Сделал осторожный глоток, почувствовал вкус вина, только вина и ничего более, успокоился и глотнул еще раз. Жрица одобрительно кивнула и передала чашу мужчине, который пожертвовал семя. Затем женщине, предоставившей молоко. Боязливо поглядывая в мою сторону, те по очереди пригубили напиток, после чего чаша пошла по рукам. Все это сопровождалось нескончаемыми песнопениями и визгом свирели.
И тут мир дрогнул и поплыл. Не помню, чтобы они добавляли в свой инфернальный коктейль какие-то компоненты, помимо названных, но если от пары глотков я утратил способность ориентироваться во времени и в пространстве, значит, что-то было не так – либо со мной, либо с напитком. Медленно и неотвратимо я сползал в черную пропасть безумия. Реальность осыпалась подо мной как песок.
Чаша вернулась к жрице, пурпурные губы коснулись края... Я следил за ней очень внимательно – сделает она глоток или нет? Она сделала. Более того, отметая все мои подозрения, эта ведьма с размалеванным лицом, возомнившая себя не то Исидой, не то Кибелой, наклонила чашу (видимо, в ней оставалось не так уж много) и у всех на глазах опустошила до дна. Движения ее горла не оставляли на этот счет никаких сомнений. Тонкая белая рука вознесла над головами поющих, причитающих, завывающих людей чашу, чье содержимое объединило их всех в одно сумасшедшее стадо, и все они, как по команде, рухнули на колени.
В полдень воздается поклонение величественной Ахатор.
Теряя сознание, я почувствовал, как меня подхватили чьи-то руки. Щелкнули, разомкнувшись, стальные скобы, надо мной пронесся темный свод, а потом наступило долгожданное забытье.
Долгожданное забытье... хм... Хорошее словосочетание, надо запомнить.
Его оставляют как умершего.
Не знаю, как долго я пробыл в отключке. Дни и часы безнадежно перемешались, так что с момента моего появления здесь могли пройти и сутки, и двое, и трое... Очнувшись, я увидел, что нахожусь в том же зале, но теперь впавшие в коллективный транс адепты не распевали гимнов и не дудели в свои дудки, а в полном молчании раскачивались из стороны в сторону. Шелест одежд... потрескивание факелов... аромат каких-то благовоний, тяжкий, назойливый, вызывающий головокружение и легкую тошноту. Интересно, во что это я вляпался? Ведь все эти люди не могут быть приглашенными артистами!
В полночь поклонение воздается Жуку Хефра.
Я привстал, опираясь на локти, и с изумлением обнаружил, что лежу в открытом саркофаге, подобно мумии фараона, и тут же, в двух шагах, на полу лежит тяжелая каменная крышка. В первый момент я испытал дикий ужас: уж не собираются ли меня похоронить заживо? Но потом до меня дошло. Смерть и воскресение. Жизнь, прорастающая из смерти. Судьба зерна...
Ухватившись обеими руками за каменные стенки, я сел. С моей груди при этом соскользнул небольшой картонный прямоугольник. Карта. Я взял ее и поднес к глазам. Это был Повешенный из колоды Таро. Стоящие вокруг люди протянули руки и помогли мне выбраться из саркофага. Златоликая жрица повесила мне на шею какой-то амулет на шелковом шнурке, на плечи накинула плащ.
На него возлагается Анх, затем его воскрешают к жизни и облачают в мантию с вышитой на ней золотой розой.
После нескольких минут тишины песнопения возобновились, причем некоторые слова показались мне знакомыми, хотя я не прислушивался. От голода, жажды и проникающих в ноздри и во все клетки тела дурманящих ароматов меня мутило. Я еле держался на ногах, хотя и чувствовал что-то вроде стыда – из-за того, что оказался таким слабаком. Мне что-то вложили в правую руку, что-то тяжелое и холодное. Я машинально взял. Фигуры в балахонах опять затянули свое.
Кандидату вручается жезл.
Вручается меч.
Дальнейшее я помню плохо. Каким-то образом мы переместились в более просторное помещение, залитое солнечным светом, который проникал через высокие стрельчатые окна, расположенные практически под потолком, как в готическом соборе. Я выпил какого-то зелья из кубка, и меня потащило. В какой-то момент мне даже показалось, что я занимаюсь сексом с молодой темноволосой женщиной. Хотя это вполне могло быть галлюцинацией.
А потом действительно пошел глюк. Я видел картины каких-то сражений... крушение империй, захват городов...
В нем возникает магическая сила. Он впадает в экстаз. В этом экстазе он волен делать все, что пожелает.
Позже, обдумывая происшедшее, я пришел к выводу, что учение Кроули не имело никакого отношения к совершенному надо мной обряду. Ну, почти никакого. Либо все это от начала до конца было плодом воспаленного воображения мэтра (но какую чертову уйму народа ему пришлось привлечь для воплощения своих фантазий?), либо я и впрямь попал. Куда? В какое-то дерьмо, не иначе.
Домой меня доставили в лимузине мэтра, после того как я очнулся на диване в его кабинете, сгреб в охапку свои вещи и, пошатываясь, вышел на улицу. Меня никто не провожал. По дороге от дома до ворот мне не встретилось ни одной живой души. Но я чувствовал, что за мной наблюдают, такое невозможно не почувствовать. Водителю я вопросов не задавал. Он тоже ни о чем не спрашивал, видимо, заранее получил инструкции. Знакомый маршрут до города... знакомые улицы и бульвары... знакомый подъезд.
Первым делом я выпил стакан минеральной воды, потом принял душ, потом – еще стакан минеральной воды, потом бутылку пива... Господи, мне казалось, что эта дикая жажда будет мучить меня до конца дней. Через некоторое время напомнил о себе и голод. Я нашел в холодильнике пиццу, приготовил ее в микроволновке и съел за один присест. Пиво кончилось. Выходить на улицу не хотелось, вернее, у меня просто не было сил. Пошарив по кухонным шкафчикам, я отыскал бутылку кьянти и полбутылки коньяка. Потом сел и заново переписал свой рассказ. И отослал мэтру. Через неделю мне позвонили из издательства... опустим лишнюю информацию... и предложили подъехать, чтобы обсудить условия контракта. Они взяли все, что я сумел им предложить (кроме того злосчастного рассказа), и заказали мне роман. Он был готов через пять месяцев. Я назвал его «Тайный страж». Помните? Кто даст мне стражу к устам моим и печать благоразумия на уста мои, чтобы мне не пасть чрез них и чтобы язык мой не погубил меня![19]
