Виктория Борисова - Бегство Короля
Неужели опять? Она щелкнула выключателем, и комнату залил электрический свет. Почему-то сейчас он показался ей каким-то странным — синевато-бледным, неживым. Возле компьютера сидел Максим, уронив голову на стол. Похоже, без сознания… Глаза закрыты, лицо залила смертельная бледность, одна рука безвольно свесилась вдоль тела, а другая судорожно сжимает штепсель.
Наташа не обратила внимания, что экран компьютера продолжал мерцать загадочным и зловещим черным свечением. До того ли ей было сейчас! Она подошла к брату — осторожно, на цыпочках, как будто боялась разбудить, зачем-то потрогала холодный, чуть влажный лоб. Голова безвольно мотнулась в сторону. Наташа отдернула руку — и закричала.
Она еще постаралась взять себя в руки, не поддаваться панике, но никак не могла вспомнить, что полагается делать в таких случаях. Сначала попыталась проверить, жив ли Максим, — нащупать пульс, услышать дыхание, но собственное сердце колотилось так громко, так дрожали руки, что ничего не вышло. Тело брата стало таким каменно-тяжелым, что о том, чтобы перетащить его на кровать, уложить, и речи не шло.
Она бестолково заметалась по квартире, будто зверь, попавший в западню. Малыш следовал за ней шаг в шаг, тыкался в голые ноги холодным мокрым носом и тихо поскуливал. Наташа даже прикрикнула на него сгоряча — не путайся, мол, под ногами!
Пес как будто обиделся — ушел в прихожую и сел, подпирая спиной входную дверь. Его медово-желтые глаза внимательно наблюдали за хозяйкой, которая как раз в этот момент пыталась отыскать домашнюю аптечку. Где-то здесь она должна быть, в шифоньере… По крайней мере, именно там она ее видела в последний раз. Черт, куда делась-то? Наташа плюхнулась на диван и зарыдала от бессилия.
Малыш поскреб лапой дверь и снова заскулил — тихо, но настойчиво.
— Ты что?
Пес подбежал к ней и заскулил снова, попеременно поглядывая то на дверь, то на хозяйку, как будто хотел объяснить ей что-то и поражался ее недогадливости.
— Неужели гулять хочешь? Потерпи, куда ж я сейчас пойду с тобой!
Малыш уселся у ее ног. На волшебный глагол «гулять» он почему-то никак не прореагировал.
Зато Наташа вдруг вскочила, как будто ужаленная новой мыслью, и кинулась к двери, на ходу запахивая халат и вытирая слезы ладонью. Армен! Ну конечно, вот кто ей нужен сейчас!
Она выбежала на лестничную клетку, но, сколько ни давила кнопку звонка, ответом ей была тишина. Не работает. Совсем отчаявшись, Наташа отчаянно заколотила в дверь кулаками. Ну открой же, открой, ну пожалуйста!
— Ты не возражаешь, если я присяду? Думается, нам предстоит долгий разговор…
Максим совсем растерялся. Совершенно непонятно было, как вести себя с этим странным человеком (да и человеком ли? Он не смог бы с уверенностью ответить на этот вопрос), возникшим из ниоткуда.
— Да, да, конечно, садитесь…
— Благодарю. — Незнакомец опустился в кресло и удобно устроился, скрестив руки на коленях. Он не спешил начать разговор, только смотрел изучающе и чуть насмешливо. Под этим взглядом Максим чувствовал себя очень неуютно, тем более что и в лице его собеседника была какая-то странность — оно все время менялось, словно отражение в воде, когда поверхность подернута мелкой рябью.
Максим зажмурился и потряс головой, как будто все еще надеялся, что видение исчезнет.
— Можешь не стараться, — собеседник снисходительно улыбнулся, — я действительно здесь и говорю с тобой. Странные вы все-таки существа — люди! Очень уж непоследовательны. Хотя… — он мечтательно улыбнулся, — если подумать, именно это придает вам порой особую прелесть!
Лицо его приняло выражение гурмана, рассуждающего о вкусе устриц в лимонном соусе. Потом, будто спохватившись, он вдруг заговорил серьезно:
— Но — к делу. У нас не так уж много времени. Итак, ты хотел знать, кто я такой и что мне нужно от тебя? Изволь. Если ты еще не догадался, я — тот, кого ты наделил таким множеством имен. Грозный Дух, Аррасин-Тет, или… — он сделал маленькую паузу, — Король Террора.
Он сказал об этом так спокойно и просто, словно пассажир в спальном вагоне дальнего следования представляется случайному попутчику, с которым предстоит провести несколько суток в вынужденной близости из-за тесноты купейного вагона.
«Ничего себе! Так что, я и правда сижу и беседую с персонажем собственного произведения, вымыслом, химерой, плодом фантазии — запросто, будто со старым знакомым? Вот так, наверное, и сходят с ума… Или по башке получил слишком сильно? Говорят, последствия сотрясений мозга еще до конца не изучены».
— Так ты… то есть вы… и правда существуете? — еле выдохнул Максим. Он понимал, конечно, что это звучит глупо, по-ребячески, но удержаться не смог.
— А ты сомневался? — усмехнулся его собеседник. — Ты так подробно и со знанием дела описал меня, а теперь — не веришь? Я, конечно, не живу в пещере на склоне холма с непроизносимым названием, а в остальном — все верно.
Он подумал немного, чуть улыбнулся и добавил:
— Имя еще какое-то странное — Аррасин-Тет! Но мне определенно нравится. Откуда ты взял его?
— Ниоткуда. Сам придумал, — буркнул Максим.
— Да, впрочем, не важно. Все это — только слова.
Максим вздрогнул. Надо же, он чуть ли не слово в слово повторяет его собственные мысли! Но собеседник, кажется, не заметил и продолжал говорить:
— Важно другое — ты слишком близко подобрался ко мне, любезный писатель, слишком близко! Я не знаю, как это тебе удалось. К тому же появление твоей книги очень несвоевременно сейчас — по многим причинам. Пусть ты известен не слишком широкому кругу, пусть тебя еще не приняли в «великие», пусть твои творения читают — как бы это помягче выразиться? — не самые умные люди, и все же… Я не люблю неожиданностей.
Последнюю фразу он произнес очень тихо, но лицо его не предвещало ничего хорошего. Глаза стали совершенно пустые, и Максиму почудилось, что на миг под личиной человека показалась наружу истинная сущность Короля Террора — будто рыба мелькнула в мутной воде. Максим на секунду увидел клубящийся черный вихрь и глаза из своего сна. Багрово-красные кошачьи глаза, прорезанные черными щелками зрачков…
Это было так страшно, что Максим на секунду зажмурился, а когда открыл глаза — наваждение исчезло. Его странный гость — кем бы он ни был — снова сидел перед ним во вполне человеческом обличье. Он даже улыбался — устало и грустно, словно человек, вынужденный выполнять неприятную работу, от которой все равно никуда не денешься. Потом провел но лицу ладонью, вздохнул и сказал будто даже с некоторым сожалением, как о печальной необходимости:
