Маргарита Южина - Нервных просят утопиться
Гутя осталась одна. Редкие жильцы пробегали мимо, торопились домой, и на скучающую женщину никто особенного внимания не обращал. Она несколько раз спускалась к двери Севастьяна, звонила, стучала, но никто, кроме лающего звонка ей не отвечал. А на улице уже синел вечер. Потом и вовсе стемнело. Гутя уже решила перенести бестолковое наблюдение на завтра, как вдруг услышала шаги. Кто-то поднимался. Гутиэра напряглась и прижалась к стене. От площадки увидеть ее было нельзя, а вот она при желании…
Шаги стихли возле двери Севастьяна. Гутя вытянула шею и перестала дышать. Так и есть – женщина! Вся замотанная в платок, сгорбленная, в одной руке ребенок в одеяльце, а в другой пакеты с продуктами. Как есть монашка. И где он ее только нашел?
Женщина мучилась с дверью – никак не могла открыть замок, руки были заняты. Гутя уже совсем было хотела ей помочь, как вдруг мамаша бросила сумки, сунула ребенка, как полено, под мышку и свободно заворочала ключом. Еще мгновение, и она бы скрылась за дверью.
– Стойте! – очнулась Гутя и кинулась к двери. – Говорят же вам по-человечески – стойте! Если побежите – заору, скажу, что взломщица, и милицию вызову! Мне нужно задать вам только два вопроса! Только два!!
Женщина испуганно обернулась, и Гутя ухватилась за перила:
– А… а к тебе, Сева, вопросов больше…
Перед ней, в женском одеянии и с каким-то подозрительным дитем под мышкой, стоял Севастьян собственной персоной.
Чем дальше Аллочка отдалялась от дома Севастьяна Рожкина, тем противнее зудила мысль о постыдном бегстве. Чтобы ее окончательно задушить, Алла Власовна отправилась к Роману.
Возле дверей ее охватило небольшое волнение – а ну как откроет сам Ромочка! Однако открыла двери женщина невысокого роста, лет тридцати пяти, довольно приятной наружности.
– Вам кого? – как-то равнодушно поинтересовалась она.
– Мне… Ромочка… – немного растерялась Аллочка и уже смелее затараторила: – Вы знаете, я какое-то время сидела с вашей девочкой, совсем непродолжительное время, однако тут спохватилась и обнаружила – а ведь вы мне не заплатили! Вот и пришла, так сказать…
Женщина в дверях уже внимательней пригляделась к гостье и вдруг что-то вспомнила:
– Так это про вас мне Рома говорил… Говорил про какую-то нянечку задуренную…
– Нет, ну отчего же задуренную, прямо не знаю…
– Да уж не спорьте, я же вижу. Так чего вы там хотите? Денег?
Аллочка поняла, что наступил ответственный момент, поэтому шмыгнула носом, поправила прическу и, скрипя зубами, отчеканила:
– Сначала я хочу денег, а потом – извинений. От вашего этого Романа, кем он вам приходится? С чего это он совершенно качественных педагогов в задуренные нянечки определяет?! Нет, вы, женщина, не хмурьтесь! Где он?! Пусть ответит! Или лучше пусть деньгами отдаст, это как за моральный вред будет!
Женщина часто заморгала глазами, коротко вздохнула и скупо сообщила:
– Ромочка умер.
После этого она ничего уже объяснять не стала, а попросту захлопнула двери. Аллочка тут же снова нажала кнопку звонка. Женщина открыла ей уже и вовсе обозленная. Но и Аллочка растеряла любезность, теперь она гневно щурила глаза и рыла ногой бетонный пол, аки жеребец.
– Нет, ну отчего же вы так прямо нелюбезно? – сдержанно попеняла она хозяйке. – Я понимаю, у вас горе, так я и пришла, чтобы, так сказать, вместе попечалиться, помянуть… А чего вы меня у порога держите? Давайте уже пройдем, поговорим, отчего скончался ваш супруг… Он в машине погиб?
Женщина нехотя отошла в глубь прихожей, приглашая, таким образом, незваную гостью.
– А с чего вы взяли, что Роман в машине погиб? – вдруг насторожилась она. – Вам что-нибудь известно?
Аллочка поняла, что противный язык, вечный враг, опять сболтнул лишнее, но было поздно.
– Это вы?! Вы были с ним, да?! – приготовилась закатить истерику вдова.
Истерики Алла Власовна уже давно научилась купировать – она выросла в деревне среди многочисленных сестер, которые регулярно закатывали истерики по малейшему поводу. Батюшка с этим боролся просто – брал кнут. Сейчас же под рукой не было не только кнута, но и захудалого ремешка, да и время, честно говоря, было не самое удобное, однако терпеть визг сил не было.
– Отвечайте немедленно!! – уже не помня себя, топала ногами хозяйка. – Это вы были там?!! Чудовище!! Зачем вы его расстроили?! У него из-за вас получился инфаркт!!
– Молчать!! – рявкнула Аллочка во всю мощь богатырских легких. – Чего это вы себе позволяете?!! У ее мужа инфаркт, она его ни капли не бережет, а я, значит, его убила?!! Где логика?!
– Но наш сосед…
– А я спрашиваю – где логика?!! Куда вы ее подевали?!! Кстати, а чего там говорил ваш сосед? Кто там еще мог говорить? – вдруг насторожилась Аллочка.
Вдова прекратила визг и теперь поясняла весьма вразумительно:
– Наш сосед вместе с Романом попал в аварию. У мужа случился инфаркт, он погиб сразу, а Терентий Олегович сейчас в реанимации, до сих пор в себя прийти не может. Но, говорят, когда его грузили на носилки, он повторял: «Утя… Утя», я думаю, может, это имя какое-нибудь женское. Или кличка… у него там милиция, говорят, сидит, она разберется.
У Аллы между лопатками тут же побежала струйка пота.
– Вот сразу видно, что вы женщина, – никакого соображения, – глупо хихикнула Аллочка. – Это ж… мужички скорее всего на охоту ехали. А когда… это… когда врезались в елку-то, Терентию и показалось с испугу, что уже и охота началась, ну сами же понимаете, мозги сместились… Вот он и приманивал уточек – утя, утя…
– Вы думаете? – покосилась на Алисию хозяйка. – А мне казалось, там женщины были…
Аллочка даже задохнулась от возмущения:
– Нет, у нее муж погиб, а она о каких-то женщинах думает! – всплеснула она руками. – В какой больнице сосед ваш пролегает?
– В Тысячекоечной. А вам зачем?
– Да мне и не нужно вовсе. И, знаете, деньги мне тоже не нужны, – милостиво отказалась няня. – Ну чего я там сидела с вашим ребенком… Вы уж тут того… не сильно убивайтесь, не забывайте, у вас дети…
Аллочка не стала ждать нежных прощаний с вдовой Романа, выскочила за двери и только в подъезде перевела дух:
«Значит, Терентий жив… И еще Гутю чуть не заложил, стукач! А если он в себя придет? Как пить дать – сдаст в первую очередь… Ох и жалко сестричку Гутю, посадят ни за хвост собачий… – размышляла Аллочка, спеша домой. – И что делать? Надо помогать сестре…»
Домой идти не хотелось, но сердце у Аллы Власовны было не каменное – сестре требовалась ее помощь! А потому она быстрее заработала ногами…
Гутя же сидела в хорошо обставленной квартире Севастьяна, перед ней на стеклянном столике стояла крошечная, словно игрушечная чашечка кофе, но женщина к ней даже не притронулась – широко распахнув рот, она слушала исповедь Севастьяна Рожкина. Севастьян успел переодеться, принять для душевного равновесия рюмочку коньяку и теперь, вперив взгляд в горшок с кактусом, грустно проговорил: