Анастасия Дробина - Дворец из песка
– Угу… а меня расстреляют.
– Послушай меня – и все будет в порядке. Слушай номер телефона и запоминай. – Он не спеша, несколько раз повторил мне действительно очень простой номер. – Когда со мной будет – все, первым делом позвонишь по этому телефону и спросишь Павла Федоровича.
– Кого?!
– Ну да, мы с ним тезки двойные… Это адвокат. Он сразу приедет, ты покажешь ему все. И после этого будешь свободна, как сопля в полете. Никто и никогда тебя не тронет. Ни тебя, ни Бьянку.
– Но… а если он не согласится?
– Куда он денется… Ну, в крайнем случае, скажешь ему, что и про него такие карточки имеются.
– А они… имеются?
– Вот и пусть соображает, имеются или нет, – чуть усмехнулся Шкипер. – Да я думаю, до этого не дойдет. Да, детка, когда будешь показывать эту красоту, – показывай только карточки. Негативы – никому и никогда.
– А где они, – робко спросила я. – Негативы?
Шкипер сказал – где. Я кивнула. И вспомнила, что нужно спросить еще об одной вещи.
– Шкипер, а… Жиган? Он разве?..
– Не знаю, – не сразу ответил Шкипер. – Все может быть.
Расспрашивать дальше я не решалась. Сердце стучало так, что я перестала слышать музыку, доносящуюся с дискотеки. Я машинально начала складывать рассыпанные на столе фотографии. Шкипер стоял у стены, спиной ко мне. Я смотрела на него и думала о том, что он никогда, ни разу на моей памяти не встал у освещенного окна. Никогда, ни разу не сел в ресторане спиной к двери. И ни разу не было, чтобы я, шепотом спросив ночью: «Шкипер, спишь?» – не услышала ровное и спокойное: «Нет». Господи, за какой грех мне послали этого мужика?!
Шкипер, не поворачиваясь, сказал:
– Санька, чем угодно клянусь: захочешь уйти – слова не скажу.
– Заткнись, сволочь. Куда я пойду? – Я встала, так и не сложив взрывоопасный материал, подошла к нему, прижалась к твердому, напрягшемуся под моей рукой плечу. – Сколько раз еще говорить, что не могу я без тебя?
– Когда-нибудь все равно останешься.
– Вот тогда и поговорим.
Он, не оборачиваясь, притянул меня к себе. Луна последний раз заглянула в окно и пропала, и, когда Шкипер погасил свет, в комнате наступила кромешная тьма. Через несколько минут я, задыхаясь, лежала на полу, платье и купальник были отправлены в неизвестном направлении, в спину кололся упавший со стола компромат, Шкипер вдохновенно делал свое мужское дело, а за запертой дверью звенел, то приближаясь, то удаляясь, голос с топотом носящейся по коридору Милки:
– Ты сказала, сюда они пошли? Ну, и где они? Санька! Санька! Шкипе-е-ер!!! Заснули вы, что ли?! Санька, тебя Леший ищет! Да оглохли, что ли, в этом доме все?! Или, кроме меня, никому ничего не надо?! Санька, там Леший говорит, что, если он своими глазами не увидит, то не поверит, что в тебя из автомата стреляли! Ты ж ему не будешь свои сиськи показывать?! Пусть Шкипер подтвердит! А то он тебя завтра на эстраду работать выгонит, а тебе еще вредно! Санька! Шкипер! Да чтоб вам провалиться!!!
Прошло еще несколько лет. Жизнь в тихом, солнечном Лидо шла своим чередом, оживляясь лишь во время сезона. Ресторан продолжал собирать гостей, наши фотографии уже мелькали в рекламных проспектах, в летние месяцы мой дом был переполнен цыганской родней, приезжали известные в Москве артисты, но переплюнуть нашу звезду Челу так никто и не смог. У Челы было невероятное количество поклонников, и отвадить их не могло даже огромное обручальное кольцо, с гордостью носимое Челой на безымянном пальце. С эстрады ее буквально выносили на руках, постоянно преследовали на улицах, в магазинах, а когда Чела в красном пляжном платье, с распущенными волосами, в босоножках на высокой «шпильке» переходила центральную улицу Лидо, на перекрестках образовывались гудящие на все голоса пробки, в которых с не меньшим энтузиазмом участвовали и полицейские машины. Жамкин, как ни странно, не ревновал: скорее, ему это льстило.
– Яшка, она тебя когда-нибудь бросит, – полушутя, полусерьезно говорила я, глядя на то, как Яшка, навалившись животом на подоконник, с упоением наблюдает за идущей по тротуару в супермаркет женой. – Ты в зеркало на себя посмотри, чудо в перьях! Ты рядом с ней как охранник смотришься.
– Ну и ладно, – не слезая с подоконника, отмахивался Яшка. – Что мне теперь, за ней с ножом гоняться, как Жиган за своей?.. Зарежу – где другую такую найду? Таких, Погрязова, больше не выпускают, с производства сняли… Ты посмотри, нет, ну ты посмотри, как идет!.. Хоть щас в кино снимай! Ух ты, девочка моя ненаглядная… Санька, ты не поверишь, я ее каждую ночь во сне вижу! Вот когда не здесь, а работаю, – каждую ночь, как по заказу! Во всех видах!
– А здесь, в Лидо, тоже видишь?
– А здесь я вообще не сплю, – серьезно говорил Яшка. – Я с ней заснуть не могу. Она уже спит, а я сижу и смотрю… Говорю ж – как в кино!
Ну, что тут было говорить?..
Однажды осенью Чела здорово напугала нас всех, упав в обморок прямо на эстраде. Ее немедленно отнесли в гримерку, за дверью столпилась куча взволнованных поклонников, а мы дружно орали на Лешего, уверенные в том, что это он «заездил» Челку, заставляя каждый вечер стоять на эстраде и петь по нескольку часов. Леший вяло огрызался, но было видно, что он тоже обеспокоен.
Приехавший через четверть часа врач развеял все наши домыслы, объявив, что прима, конечно, переутомлена, но причина обморока не в этом.
– Беременна?.. – растерянно переспросила я. – Этого не может быть!
То же самое хором сказали все, кто знал Челу и невеселую историю ее семейной жизни. Но на следующий день Чела в сопровождении орды наших цыганок пошла в гинекологическую клинику и вернулась оттуда вся в слезах, бледная и счастливая, сжимая в руках листок с диагнозом, который тут же пошел по рукам.
– Санька, ты по-итальянски читаешь? Что тут? Сетте сеттимане? Семь недель?! Это точно?! И УЗИ показало? А кто видел, вы видели, сами, своими глазами видели?! Уже червячок? С головой? Может, это не то, может, она съела что-нибудь?! Челка, вспоминай, что ты ела? Ой, да как же так?!
Леший был верен себе и, ничуть не обнаруживая радости, ворчал:
– От порядочного человека эта холера понести не могла, видите ли… А от шпаны невесть какой – здрасьте! Все через заднее место, не дочь, а лахудра… – Но пачка «Житан» дрожала у него в пальцах, и уже четвертая сигарета, крошась, падала на пол, так и не добравшись до огня зажигалки. Дети от восторга начали пляску прямо в холле, к ним присоединилась и Сонька-Ангел, несмотря на собственную очередную беременность. А заплаканная Чела тем временем лихорадочно тыкала в кнопки телефона. Я была уверена, что она звонит в Малоярославец, матери и сестрам, но быстро поняла, что Чела набрала московский номер бывшей свекрови.
