Федерико Моччиа - Три метра над небом

Ужин проходит при полной неразберихе. Как только приносят блюдо – ветчину ли, грибки ли с чесночными гренками, – на них бросаются, как в голодный год, и через секунду все исчезает.

Чересчур накрашенные девушки весело смеются. Баби в поиске сочувствия ищет взгляд Паллины. Но и та полностью на стороне компании. Приносят салат с маслом для нее. Да уж, невеселый вышел ужин.

Приходит черед Сицилийца рассказывать. Это печальная история о каком-то Франческо Костанци, который решил, на свою беду, поприставать к его бывшей бабе. Даже не просто баба, а его бывшая, думает Баби. Бред какой-то.

– Знаете, что я сделал? – Сицилиец отпивает пива. – Поехали с Хуком к Марине, она как раз была одна дома.

С другой стороны стола Хук – с повязкой на глазах – смеется. Он в центре внимания, по заслугам получает свой кусочек славы. Сицилиец продолжает.

– Я прошу ее позвонить этому придурку Костанци. Она звонит, зовет его и спрашивает, не зайдет ли он к ней. И знаете, что сделал этот говнюк?

Баби ошарашенно оглядывает компанию. Кажется, они и вправду не знают. Ну что же, она рискнет.

– Он пришел.

Сицилиец поворачивается к ней. Он явно раздосадован.

– Молодец. Именно так. И этот говнюк – пришел!

Она улыбается. Затем, устало взглянув на Стэпа, разводит руками. Сицилиец, не заметив этого, упоенно продолжает рассказ.

– И тут начинается самое интересное. Он пришел, поднимается к ней… и как только вошел, мы с Хуком прыгнули на него и повалили. Да погодите вы смеяться! Мы его раздели и привязали к стулу. Ну и рожа у него была, это надо просто видеть. Голый как червяк. Потом я взял кухонный нож и прижал ему промеж ног. Он как заорет! Хук говорит, оттого, что нож был холодный. Тут входит Марина. Мы ей сказали одеться во все прозрачное. Включили музыку, и она начала показывать стриптиз. Я этому говнюку говорю: если увижу, что тебе нравится и аппарат хоть раз шевельнется, – я тебе его отрежу. Марина уже в лифчике и трусиках, а он не пошевелился даже. Нет, вы понимаете – лежит, как мертвый!

Все ржут как ненормальные. Девушка в конце стола чуть не подавилась. Даже Стэпу, кажется, весело. Баби не верит своим ушам.

– Тихо, тихо, – говорит Сицилиец. – И тут мы слышим у дверей какой-то шум. А вдруг это предки Марины? Мы-то с Хуком смылись и оставили им голого парня на стуле и почти раздетую Марину. Просто сдохнуть можно, прикинь? Это надо было видеть.

– А что сделали с тем говнюком?

Баби смотрит на Паллину. И она смеет задавать такие вопросы?

– Понятия не имею. Мы сбежали. Зато я знаю, что теперь он снова мутит с одной там… и у него крупные проблемы с этим делом. После нашего прикола он, наверное, как увидит раздевающуюся девку, так у него все падает.

Апофеоз. Все ржут. Никто не понял, как и почему это случилось. Вверх взлетает кусок хлеба. И тут же за ним – настоящий ливень из объедков, бой на кусках мяса, картошки, опивках пива. Летит все. Девушки поспешно покидают огневые позиции. Парни кидаются дальше, злобно, с силой, наплевав на соседние столы, на то, что огрызки летят в других посетителей. Несчастный официант пытается их утихомирить. В лицо ему прилетает кусок домашнего хлеба в масле. Это что-то вроде овации. С официантом еще не случалось ничего подобного. Приходит время рассчитаться. Полло вызывается собрать деньги. Стэп берет Баби под руку и выводит из ресторана. Один за другим выходят и остальные.

Баби вынимает кошелек.

– Сколько с меня?

Стэп улыбается:

– Шутишь? Не надо ничего.

– Спасибо.

– Не благодари меня. Залезай.

Стэп заводит мотоцикл. Баби садится сзади.

– А кого же мне благодарить? Вон, Полло деньги собирает.

– Да нет, это просто такая условность.

Тут выбегает Полло и запрыгивает на свой мотоцикл:

– Уходим!

Все срываются с места. Мотоциклы летят по дороге, погасив фары. Из ресторана выбегает официант с кем-то еще. Кричат им вслед, безуспешно пытаясь прочесть номера.

Рев мотоциклов разносится по переулочкам Фиано. Один за другим, свернув на полной скорости, вырываются к предместьям, пересекая улочки, крича, смеясь, гудя клаксонами. Вылетают на Тиберина, охваченные ночным холодом и влажной зеленью леса. И только тут зажигаются фары.

Мотоцикл Полло подъезжает к Стэпу.

– Неплохо мы пожрали в этом «Колоннелло».

– Прямо даже хорошо.

– Сорок евро с носа.

Полло жмет на газ и, развязно хохоча, уносится вместе с Паллиной. Баби подается вперед.

– Ты хочешь сказать, что мы не заплатили?

– Ну да, а что такого?

– Что такого? Но тебя же заметут! Вдруг они заметили чей-то номер!

– У нас же фары были выключены. Ничего они не видели. Мы так всегда делаем, и ничего еще не случилось. Не каркай.

– Я не каркаю. Я пытаюсь заставить тебя подумать. Даже если очень трудно. Ты не подумал о тех, кто работает в ресторане? Они потеют целый день у печей, накрывают для тебя на стол, готовят еду, убирают, моют – а ты на них плевать хотел.

– Почему сразу плевать? Я же сказал, что мне дико нравится обедать в таких местах!

Баби умолкает. Бесполезно. Она отодвигается от него. Вздрагивает от ночного ветра и лесной сырости. Но не от них одних. От того, что он не понимает и никогда не поймет. Она смотрит вверх. Ночь ясная. Вдалеке мерцают звезды. Прозрачные облачка скользят по луне. Все прекрасно, только вот…

– Эй, Стэп! – рядом. Хук. – Ставишь полета евро на то, кто доедет до центра на одном колесе?

Стэпу не надо повторять дважды.

– Ставлю, – притормаживает и жмет на газ. Мотоцикл встает на дыбы. Баби едва успела удержаться.

– Стэп! Стэп! – кричит она, молотя его по спине. – Прекрати! Остановись!

Стэп осторожно сбрасывает газ. Мотоцикл становится на оба колеса. Хук едет немного дальше, провозглашая свою победу.

– Какая муха тебя укусила? Чердак, что ли, протекает?

– Мне надоели экстремальные гонки, надоели драки, надоели погони, я не могу больше, понимаешь? – кричит Баби. – Я хочу нормальной, спокойной жизни. Не убегать из ресторанов, а платить, как все! Я не хочу, чтобы ты дрался! Не хочу слышать, как твой приятель сунул кому-то нож между ног только за то, что тот позвонил его бывшей бабе. И не хочу слышать, что это его баба! Я ненавижу насилие, ненавижу отморозков, ненавижу самодуров, ненавижу тех, кто живет, как придурок, выражается, как сапожник, постоянно ругается и не уважает других. Понимаешь? Ненавижу!

Оба молчат, убаюканные мерным продвижением мотоцикла, успокоенные ветром… Вдруг Стэп рассмеялся.

– И что тут смешного?

– А знаешь, что я ненавижу?

– Нет, что?

– Расставаться с полусотней евро.

38

Перед заправкой на пьяцца Эуклиде группа девушек и парней собралась вокруг забавного типа. Он бы имел успех в кабаре. Однако ему пришлось изучать экономику и коммерцию, хотя перед профессорами он почти всегда разыгрывает немую сцену. Чуть дальше, перед «Пандемониумом», назначают встречи парни постарше. Приезжает BMW Z3. Из него выходит брюнетка, колготки обтягивают великолепные ноги. На ней черный жакет и плиссированные бермуды из прозрачного шелка. Машина небесно-голубая. Все прямо как на рекламной картинке. Но когда выходит ее спутник, чары рассеиваются. Он лысый и с брюшком. Да уж, не фотомодель.