Ольга Горовая - Мелодия осени
— Я поступил как дурак, ладно. Знаю. Но даже не надейся, что я позволю тебе что-то тут закончить. — Мужчина говорил тихо, все крепче обнимая, и в его голосе было так много всего, что на глаза Марины навернулись слезы. Ей настолько сильно, почти до боли, хотелось, чтобы то, что она слышала в этом хриплом голосе, в его словах — было правдой. — Надо было еще тогда, на море все выяснить. Но…, черт, разве и так, не все ясно? Двадцать тысяч, Марин, это неважно, — Он почти хмыкнул, но так и не позволил ей поднять голову от его горячей кожи, когда она попыталась возразить, возмутиться. — Надо будет, мы отвезем его за границу, сделаем там операцию, там проконсультируем, но ты будешь со мной, ясно? И сейчас мы поедем домой. А если ты еще раз что-то увидишь, или тебе покажется, ты придешь ко мне, устроишь скандал, наорешь, но попытаешься все выяснить, понятно, Марин? Не смей больше убегать и прятаться. — Под конец он говорил уже резко и отрывисто, так сильно обнимая, смыкая руки на ее теле, что почти не давал вздохнуть, но Марину волновало не это.
Она попыталась отстраниться, вырваться.
— Мне ни черта не понятно, ясно, Костя!? Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь! — Она кричала, но сейчас, ей было все равно, увидят ли их соседи, или услышит весь дом. Марина не могла понять, о чем он говорил. — Какая заграница? Какой скандал? О чем мы говорим?! На каком основании я буду орать на тебя, я же никто, ты ничего не обещал мне, я никаких прав не имею предъявлять тебе претензии…
Костя прервал ее, не давая продолжить гневную тираду, закрывая рот самым проверенным способом, с нажимом, почти яростно целуя девушку, все-таки, заставляя ее терять нить разговора, хоть Марина и попыталась воспротивиться.
И его губы так настойчиво скользили по ее губам, словно желали поглотить Марину, подчинить себе, забрать всякий разум до последней крупицы.
— На правах моей жены, Мариша. — Наконец, оторвавшись от ее губ, но, так и не позволяя отстраниться, Костя с силой втянул в себя воздух, и, словно не мог удержаться, начал покрывать скулы и щеки девушки легкими поцелуями.
Наверное, после этого поцелуя она еще и оглохла, а не только разум потеряла…
— Что? — Марина уперлась ладонями в его грудь, пытаясь посмотреть в глаза Константина.
— Согласен, не самое романтичное предложение, Мариша. — На губах Кости появилась чуть растерянная усмешка, словно он и сам не знал, что стоит сказать, а потом, тихо выругавшись сквозь зубы, мужчина снова, быстро и сильно поцеловал Марину, забирая сбивчивое дыхание из приоткрытых от растерянности, губ. — Я люблю тебя, Марина.
Он обхватил руками ее лицо, так, чтобы она смотрела в его глаза. И у нее не было уже сил вырываться, чересчур растерянной была Марина. Слишком… надеющийся…
— Забудь тот бред о свободных отношениях. Я был полным идиотом. Но мне казалось, что все и так ясно, Мариш. Я люблю тебя, и мне безумно здорово, когда ты рядом. И мне все равно, что надо сделать, чтобы так было все время. Надо будет, мы отвезем твоего брата в любую страну, где лучше знают, как его лечить, сделаем любую операцию, но ты будешь со мной, и перестанешь себя гробить. И я не дам тебе ничего закончить. Мы поженимся, и чем скорее, тем лучше, ясно? — Мужчина говорил так напористо, что и будь у нее голос для возражения, или дурость, чтоб попытаться сделать нечто подобное, Марина не смогла бы и слова впихнуть между его требованиями. — Хоть завтра. А сейчас, мы едем домой. И я запрещаю тебе прятаться от меня… — Он был почти возмущен, и это заставило улыбнуться Марину. — Так же невозможно решить ничего, Марина! И ты не такая. Ты — боец, ты не прячешься, ты борешься с проблемами. Вспомни, как ты наорала на меня в первый вечер, а теперь, забилась в угол из-за какой-то пьяной девицы, которую Ромка притащил ко мне офис… — Обычно, Костя не отличался подобным красноречием, и глядя в его лицо, слушая то, как настойчиво он пытался убедить ее, не давая вставить и слова, Марина, не ждавшая ничего хорошего или радостного от этого вечера, как и от всей жизни, впрочем, поняла, что Костя говорит правду.
Что он безумно, дико боится, что она не поверит, и уйдет от него. Что этот мужчина, который привык все контролировать в своей жизни, и всеми командовать, ужасно неуверен в том, как Марина ответит ему, и в том, что она чувствует к нему — неуверен. И от того, не дает ей и слова вставить, стараясь рассказать, насколько это выгодно и нужно.
Не только он по-глупому молчал, но и она никогда ничего ему не обещала и не говорила, не так ли?
И тогда, не в силах сдержать улыбку, расплывающуюся на ее губах, Марина сделала то, чего Костя не ожидал, перестав вырываться, и резко подавшись вперед, сама накрывая его рот своими губами, прерывая этот поток признаний, перешедший в откровенные требования. И не смогла сдержаться, даже целуя его, продолжая улыбаться. Невероятно счастливая от того, что его руки еще крепче сжались на ее коже.
— Какой же ты командир, Господи. — Прошептала она, не прерывая поцелуя, просто не в силах остановиться. — Достаточно было и просто признания, — теперь уже она обхватила его щеки своими руками, гладя, заставляя расслабляться напряженные скулы, заглядывая в карие глаза с ободком зелени, в которых впервые за все это время видела неуверенность. — Я люблю тебя, Костя, очень, и…
Если Марина и собиралась еще что-то добавить после своего признания, то эти слова просто пропали в следующем поцелуе, которым мужчина, закрыл ее рот, заставляя терять голову, и тихо стонать девушку. Его рука, скользила по ее коже, очерчивая изгиб позвоночника, и с каждой секундой движения его губ, его пальцев становились все настойчивей, все требовательней.
Наконец, он отстранился от нее с тихим ругательством, и Марина поняла, что уже сидит на его коленях с практически сдернутой кофтой, и это — при распахнутой двери… Определенно, он, как обычно, заставлял ее забывать обо всем, и прекрасно справлялся без всяких таблеток.
— Поехали домой, Мариша. — Мужчина целовал ее шею, лаская грудь ладонью, стянув с полных полушарий кружевные чашечки бюстгальтера. — Иначе, твоим соседям представится возможность наблюдать за весьма интересной картиной. — Костя усмехнулся, щекоча губами нежную кожу во впадинке над ее ключицей. Марина не удержала очередного прерывистого полустона. — Твоя мать, и так, не очень ко мне благоволит. Надо же мне завоевывать расположение тещи. А такое занятие перед соседями… — Он чуть подался вверх телом, и она ощутила, как в ее бедра уперлось очень явное доказательство его возбуждения.
Марина застонала, полностью разделяя это желание. И не удержалась, начиная ерзать на нем, испытывая радость от того, что и мужчина не сдержал тихого стона, обхватывая ее бедра ладонями, и с силой прижимая их к себе.
