Бедная Амели - Дания Доброславская
Она бросает взгляд на себя, после смотрит на меня и снова тянется поцеловать, словно мысли читая. Полотенце откидываю. За ягодички прохладненькие берусь. Крепко сжимаю их в распахнутых ладонях.
Меня чертовски дурманит этот образ наяву. Врезаюсь ей в грудь, лаская каждый миллиметр. Уже ем всю. Мне хочется прикоснуться к каждой частичке ароматного тела после душа.
Улавливаю ее мураши и постанывающие вздохи. Стягиваю с себя всю ненужную ткань. Она берется за концы футболки. Адам и Ева в полной боевой готовности.
Хватаюсь за хер, растягивая его, не отрываясь от ее губ. Лезу ей меж ножек. Там уже конкретно извергается желание. Чуть приподнимаю Катюшу и насаживаю на себя, испытывая внутри бурный ураган эмоций.
Не тороплюсь. Наслаждаюсь ей. Руки на талии замыкаю, расцеловывая всю шейку с плечиками.
Малышка дразняще постанывает. Бедрами плавно ведет. Сдерживается. За стеной Вероника, но меня этот факт нифига не держит. Уверен, малая уже спит без задних ног.
Дьявольски завожусь. Перехватываю ее, отбрасывая с себя. С кровати встаю и, ухватив за ножки, переворачиваю на животик. Оглядываю это добро, что сейчас передо мной, и все мои нервные окончания начинают ныть от недостатка адреналина и женщины.
Она прекрасна вся, но сзади это что-то с чем-то. Целую ее спинку. На коленочки ставлю. Ягодички разминаю. Рук не сдерживаю и, нащупав самую прекрасную горошинку меж ножек, прохожусь по ней, обводя пальцем.
Катюша одеяло хватает. Не оборачивается. В него стонет. Ее голосок дурманит… Ножки сдвигает. Сильней прогибается, тем самым обезоруживает меня, представ во всей женской красоте.
Довольной улыбки сдержать не могу. Уже все губы искусал, разгоняя свое больное воображение. Хватаю окаменелый стояк, немного дразню ее и захожу рывком, полностью заполняя собой.
Катюша губки закусывает, не сдерживая дрожащий, гортанный стон.
Перестаю играть в нежность. Сам гневно рычу, стиснув зубы от кайфа. Ягодички сжимаю, что есть сил, и разгоняюсь, уже не контролируя себя.
Катька улетает. В одеяло цепляется, зубками стискивает ткань и, сучка, лыбится. Лыбится, особенно когда я давлю сильней и учащаю все это прекрасное безобразие.
Скрещиваю руки под ее грудкой, к себе поднимаю горячее тельце. Берусь одной рукой за подбородочек, крепко сжав пальцы на щеках. Второй сильней к себе прислоняю. Оскаливаюсь. Ускоряюсь. Мной невозможно одолевает скучающая жажда остроты эмоций, собранная за эти мучительные месяца без нее.
Лбом прижимаюсь к ушку. Малышка прогибается. Держит меня за руки и распахивает улыбчивые губки. Тянется к моему пальцу на ее лице и обсасывает его, играя язычком.
«ЕБ МОЮ МА-А-АТЬ!», — в голове проносится самая мощная мега-молния, от которой я взрываюсь и уже практически избиваю ее ягодички своим напором
Каждое ее действие для меня вызов. Каждый взгляд, каждый вздох и каждое прикосновение — страсть. Она настолько желанна мной, что мне охота разорвать ее к чертовой матери, а потом, когда она уже будет задыхаться от недостатка кислорода, целовать, ласкать, гладить обмякшее тело и расслаблять ее всеми возможными способами.
Это самый лучший плен, в котором может оказаться мужчина благодаря женщине!
«Ка-а-айф… Я в раю!»
Целую ее в щечку, успокаивая свой пал. У меня уже у самого все тело горит, — «Карамелька моя…», — на шейку переключаюсь, — «Любимая…», — в затылочек упираюсь, — «Моя жизнь…»
Катюша губку прикусывает. Глазки закатывает. Дыхание выровнять не может. Улыбается. Продолжает дразнить.
«Окей, киска!»
Останавливаюсь. На кровать ее толкаю. Переворачиваю на спинку. Ножки одним взмахом раздвигаю, продолжая этот долгожданный контакт. Врываюсь в нее. Расцеловываю все личико, уверенно влипая в стонущий ротик.
Кожу на щечках кусаю, губки терзаю, зарываюсь в шейку. Она так крепко вжимается мне в затылок, пальчиками раздирает кожу, сильней скрещивает ножки на моей спине.
Ускоряюсь. Яйца вот-вот опустеют. Катюха меня всего обняла. Как мартышка забралась. Всю спину исцарапала, выгрызая кожу на ключицах.
«Да-а-а! Да, мать мою! Да! Да! Я в ебейшем экстазе. Это, блять, покруче любой перестрелки!»
Хватаюсь за ее голову, перехватив скулы. Крепко сжимаю, контролируя каждую эмоцию. Приклеиваюсь взглядом и несусь, растворяясь в ней.
Чувствую конец. Набираю обороты, чаще вбиваясь, и ощущаю конкретный прострел в башке. Мурашки по всему телу. Точно такие же, как у нее. Мышцы на пределе. В области паха все напряжено и опустело.
Малышка подо мной дергается. Пальчики натянутые в кулачках сжимает. Улыбается рывками. Глазки открыть не может.
Двигаюсь медленнее. Расцеловываю ее полыхающие щечки. Воздух воедино собираю, упираясь в хрупкое плечико, мокрыми поцелуями.
Катюша дышит устало. Ножки расслабляет и спускает с меня.
— Малышка моя… — шепчу, бережно убирая с ее личика влажные волосики
Она ко мне поворачивается и целует в висок, — «Защитник мой…»
Усмехаюсь, строго утверждая, — «Еще какой. Всех уничтожу!»
— Верю…
Вновь в плечико ее чмокаю и поднимаюсь с кровати, протягивая руку, — «Пойдем, полежим в теплой водичке…»
Глава 4
Раздел 1
Год после пролога.
Игорь.
Срочно собираю в кабинете Макса собрание. Много людей не тяну. Тут только Дима — отец Алисы, Женя, Серега и Леха. Все больше даю шанс последним двум на реабилитацию. Пока справляются, ведь провокаторов среди нас больше нет.
К нам залетает Катя, крича еще с порога — «ГДЕ ПАША? ТЫ НАШЕЛ ЕГО?»
Все повернулись к ней, и только я посмотрел на крепко уложенную ладонь на животе.
Очень рад, что у нас получилось это сделать. Кое-как забеременела, спустя столько времени. Она уже думала к врачам пойти, но мое упорство пробило ее женские, фригидные органы. Уже выучил все ее овуляции-шмакуляции… — «Катюш, не кричи. Дыши ровно. С ним все хорошо. Скоро приедет.»
Следом за моей красоткой, как назло, к нам влетает Алиса и орет дурниной, — «ГДЕ МАКСИМ?! КОГДА ВЫ ЕГО НАЙДЕТЕ?! ВООБЩЕ БЕЗ НЕГО НИЧЕГО НЕ МОЖЕТЕ?!»
«Максим…»
Несколько дней назад он, неожиданно ни для кого, взял с собой Егора с Пашей на какое-то дело. Какое — я не в курсе. Сам вчера понял, что не вижу их в поле зрения. Все мысли были только о беременности и о Кате.
Я не могу установить даже их местоположение. Ехали они по слепым зонам. Может, и прокололись где-то, но пока концов нет. Мы активно ведем работу, пересматривая все камеры. Делаем невозможное, чтобы найти их.
Не верю, что Абрама вообще кто-то мог обмануть или похитить. Он — собака. За версту чувствует наебку. Вывод один — была какая-то цель. Какая? Буду искать.
После смерти Платона и той бойни, непонятная слежка за нами укрепилась.
