Жестокая любовь мажора (СИ) - Маша Демина
Бумажный пакет призывно шуршит в моих руках, и я забиваю на все правила приличия, абстрагируюсь от присутствия Илая, достаю чизбургер и, жадно откусывая большой кусок, проглатываю, практически не жуя.
Я мычу от наслаждения, прикрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья.
М-м… боже… как же это вкусно!
Невозможно остановиться.
Я кусаю еще, на этот раз медленнее, пережевываю с чувством, с толком, с расстановкой. Горчично-томатный соус тает на языке вместе с сыром и сочной жирной котлетой. М-м… Просто потрясающе. Хочется еще и еще. Зубы впиваются в мягкую кунжутную булочку, и я млею от хруста маринованного огурчика и лука. К тому моменту, как я запихиваю в рот остаток чизбургера, что-то теплое, похожее на радость, бурлит у меня животе.
Но запах картошки, лежащей на коленях, провоцирует мои вкусовые рецепторы пищать от восторга.
— В пакете есть сырный соус, — глубокий голос Багирова рассеивает волшебство моего свидания с бургером и картошкой фри.
Бросаю на него взгляд украдкой. Он сосредоточен на дороге, ведя одной рукой машину. Улицы практически пустые, ведь город только-только начинает просыпаться.
— Спасибо, — шепчу с запозданием, пока достаю из пакета соус и, макнув картошку, отправляю ее себе в рот. — Ты не голоден? — спрашиваю с набитым ртом и тут же прикрываю испачканные губы ладонью.
Быстро прожевав, поднимаю взгляд на Илая и улыбаюсь, чувствуя себя немного нелепо.
Остановившись на светофоре, он поворачивает голову и чуть подается ко мне, вынуждая мое сердце затрепетать.
— Ты испачкалась.
Илай проводит большим пальцем по уголку моей губы, а потом, не отстраняясь, облизывает палец, глядя мне прямо в глаза.
Я опускаю взгляд на его губы, а затем снова смотрю ему в глаза. В горле что-то дергается. И я давлюсь истеричным смешком, потому что у меня такое ощущение, будто сейчас Илай хочет сделать со мной тоже самое, что я сделала с чизбургером. Хочет меня съесть.
Сзади сигналит машина, Илай одаривает меня однобокой ухмылочкой и возвращается к дороге с совершенно с бесстрастным лицом, когда у меня в легких уже началась кислородная истерика.
— Тебе нравится работать по ночам?
Я вытягиваю губы, неготовая вести какой-либо разговор.
— Ну… не то чтобы. Просто пока что нет выбора.
Не дожидаясь ответа, продолжаю запихивать в рот ломтики картошки, надеясь, что он не станет продолжать разговор, пока я ем.
— Почему у тебя нет выбора? — он спрашивает это таким серьезным тоном, будто его это действительно интересует и ему хочется понять.
Я с трудом проглатываю застрявшую в горле картошку.
— Потому что в садик мы не попали, а оставлять Кирилла на целый день с бабой Люсей не лучшая идея. Поэтому мне приходится работать, пока мой сын спит.
Наступает очередная тишина, в которой Илай слишком громко думает и, чтобы не зацикливаться на этом, я подношу ко рту картошку.
— У меня есть к тебе предложение.
Я так и замираю с картошкой в руке. Секунду размышляю над тем, съесть ее или вернуть на место, а потом, побоявшись, что разговор может испортить мне аппетит, быстро запихиваю соленый ломтик в рот.
— Какое? — шепчу, проглатывая остатки еды и делая глоток кофе.
Нет, я тупо прячусь за стаканом, ожидая ответа Багирова.
— Ты найдешь себе нормальную работу в нормальное время суток, а я буду забирать Кирилла на день себе в лагерь.
Мне приходится прикрыть рот ладонью, чтобы не разбрызгать кофе по салону его дорогой машины. Я начинаю смеяться.
Илай смотрит на меня непонимающе.
— Прости. — Из глаз текут слезы, я вытираю их, сотрясаясь от нового приступа смеха. — Я, конечно, благодарна тебе за заботу, но, поверь, ты не знаешь, о чем говоришь.
— Считаешь, я не справлюсь? — в его взгляде вспыхивает что-то похожее на раздражение. — С детьми опыт имею.
Я икаю, но немного успокаиваюсь и перевожу дыхание.
— С детьми, которым сколько? Пять? Десять? Пятнадцать?
— Я вел и младшие группы, с четырех.
Я киваю, медленно облизывая губы.
— Илай, твоему сыну чуть больше двух лет. И он очень беспокойный ребенок. С ним не будет просто.
Он усмехается себе под нос:
— С его мамой тоже не очень-то просто.
Я вскидываю брови, потому что об этом мне постоянно твердит моя подруга.
И собираюсь мягко огрызнуться в ответ, но вместо этого качаю головой и машу руками, мол, тема закрыта.
Илай сворачивает ко мне во двор.
Паркуется напротив моей парадной и глушит машину, погружая нас обоих в напряженную тишину.
Отстегнувшись, я поправляю волосы и тянусь к дверной ручке.
— Спасибо, что подвез и накормил. — Щелчок разрезает тишину салона, сигнализируя о моем бегстве. Илай не останавливает меня, и я чувствую укол разочарования. Глупо, да?
Сжав сильнее дверную ручку, я сажусь обратно и захлопываю дверь.
Выдыхаю и поворачиваюсь к Илаю, который сидит в той же позе, демонстрируя мне, что он и не собирался меня останавливать.
— Ладно. — Я кусаю нижнюю губу изнутри и нервно провожу ладонями по бедрам. — Давай начнем с малого.
— Например?
Вдох. Выдох.
— Например, мы могли бы во второй половине дня сходить куда-нибудь втроем. Просто хочу, чтобы ты убедился в серьезности моих слов. Да, я смеялась, но, говоря, что наш ребенок — маленькое сложное существо, я ни капельки не шутила.
Илай опирается на подлокотник и проводит пальцами себе по губам. Это заставляет меня заерзать на месте.
— Хорошо. Сложности меня не пугают, — легкомысленно соглашается он.
— Ты такой самоуверенный, да? — улыбаюсь, слегка закатывая глаза.
— Немного.
Мы смотрим друг на друга. Я какого-то черта сижу на месте, кусаю щеку изнутри. Ерзаю на сиденье. Господи, да я же выпрашиваю у него этот проклятый поцелуй. Почему эта задница даже не пытается сократить между нами расстояние?
Первое, что я делаю, — психую, собираясь вырваться на улицу, как глупая обиженка, но останавливаю себя и, наплевав на манеры приличной девочки, приникаю к лицу Илая и целую его сама.
Получается не так круто, как хотелось бы, но я не тушуюсь и продолжаю целовать какого-то черта безответные губы.
— Не зли меня, — шиплю сдавленно и комкаю его толстовку, с новой силой приникая к его сомкнутым губам. — Багиров, — я стучу ладонью по твердой груди. — Не будь задницей и поцелуй меня уже наконец!
Он запрокидывает голову, и я слышу… Чистый, глубокий и искренний смех. Это становится последней каплей, я отталкиваю его, намереваясь выбраться из машины, но легким движением руки он обхватывает меня
