Операция «Спасти кота» - Нелли Ускова
И Сеня слепо верил словам тренера, он вдохновился так, что бредил этой игрой. Хоккей научил его всему: биться и защищать ворота до последнего, быть непробиваемой скалой. Команда стала его семьёй, а хоккей – смыслом жизни, мальчишке прочили спортивное будущее.
Поэтому когда через два года, в четырнадцать к Сене на тренировку однажды пришла мать и поговорила с тренером, именно в тот день он потерял всё: семью, смысл жизни, призвание и будущее.
Тогда ещё Сеня надеялся, что запрет – это временно, а болезнь несерьёзна.
Он по-прежнему приходил на тренировки. Его не пускали на лёд, он сидел на трибуне и просто смотрел. На выходных или после школы всё равно играл на школьном дворе, не обращая внимания на слёзы и причитания матери.
Пока однажды во время тренировки тренер не сел рядом:
– Сень, зачем ты ходишь сюда, лишний раз травишь душу?
– Я же часть команды.
Тренер помолчал.
– Пустите меня на лёд! – слёзно попросил Сеня. – Я готов на всех играх сидеть на скамейке, но разрешите мне тренироваться!
Тренер не отвёл взгляд, но долго молчал, и сказал фразу, которая тогда сломала Сене жизнь:
– Ты не нужен мне мёртвый на льду, лучше живи там, за стенами дворца.
– Со мной ничего не случится! И сотрясение было, и переломы – это же всё фигня!
– С сердцем шутки плохи. Не приходи сюда больше, Сень, – а потом тренер просто встал и ушёл.
Тогда Сеня услышал в этих словах лишь «ты не нужен». Столкнулся с предательством, его предал человек, которому он всегда безоговорочно верил. Команде, за которую он бы дрался до смерти, он был больше не нужен.
В тот день он пришёл домой и разломал в щепки все свои клюшки, раскидал по всему двору коньки, форму, защиту, но мать собрала их и куда-то спрятала или отдала.
И лишь оставшись наедине с собой, горько разрыдался от обиды и боли.
В тот день он вычеркнул хоккей из своей жизни, выдрал с мясом из сердца, и понял, что у него больше ничего не осталось. Потом разругался с командой, каждый раз, когда парни звонили ему, звали поиграть, погулять или просто спрашивали, куда он пропал, Сеня огрызался, говорил, что «хоккей для дегенератов», в конце концов у него не осталось друзей – он с грубой силой оттолкнул всех.
Сеня не посмотрел больше ни одного хоккейного матча, а когда случайно замечал игру по телевизору, ему хотелось разбить экран.
Все эти воспоминания ярко всплыли в наркотическом сне, и пробуждаясь, Сеня вдруг во фразе тренера услышал совсем другое: «живи!» Понадобилось почти двенадцать лет, чтобы понять, что это было не предательство, а спасение. Он понял тренера и простил.
Окончательно очнулся он одновременно тяжёлым и лёгким, легче стало дышать, и легче стало на душе, тем более теперь было ради кого жить – рыженькое солнышко как раз караулило рядом.
– Как ты? – ласково заговорила она, погладила Сеню по небритой щеке.
– Жить буду, – попробовал пересохшими губами улыбнуться Сеня. – Надеюсь долго и счастливо. Не болтал ничего под наркозом?
– В любви мне признавался, – хихикнула Соня, но смотрела с печалью.
– Правда?!
– Если честно нет, но мне бы очень хотелось. Ты требовал лёд или на лёд, я думала тебе жарко, но температуры не было, – приложила она ладонь ко лбу.
– Я тебя люблю!
– Ты всё ещё в бреду?! – засмеялась Соня, но в глазах сверкнули слёзы.
– Наверное, – усмехнулся Сеня.
– Я тебе принесла котлеток, – она достала из пакета свёрток.
– Вегетарианских? – покосился на контейнер парень.
– Нет, настоящие, из мяса, – и Соня густо покраснела.
– Серьёзно?! Ты купила мясо? – удивился он и рассмеялся. – Сама? Как тебе его продали?
– Зря смеёшься, мне никогда в жизни не было так стыдно. Словно я не мясо покупаю, а что-то противозаконное, – всё ещё красная от смущения улыбалась Соня.
– Спасибо, солнышко! Мне пока нельзя, но я их обязательно все съем.
43. Стань котом
Сеня корил себя, что Соня столько времени проводит с ним в больнице, не учится и постоянно мотается по городу. Но в вынужденном заточении его маниакальная забота сдавала обороты. Хоть он и переживал, но сделать ничего не мог, пришлось признать, что Соня может передвигаться по Москве сама.
На следующий день в палате появился сосед – восьмидесятилетний дед, он сразу спросил, как зовут парня.
– Сеня! – представился он.
– Вася? – переспросил дед
– Се-ня! – проорал Сеня.
– А, Василий! – с понимающей улыбкой кивнул старик и представился Степаном Григорьевичем.
Степан Григорьевич оказался общительным человеком, но слышал только что-то своё. В конце концов Сеня стал откликаться на Васю и лишь кивать на все вопросы соседа, говорить и отвечать было необязательно.
Вечером пришла Соня, и дед сразу спросил, как её зовут.
– Соня, – улыбнулась девушка.
– Настя? – в привычной манере переспросил старик. Сеня усмехнулся, но не стал предупреждать Соню.
Соня не сдалась, она подошла к деду и на ухо ему прокричала:
– Соня! София!
– А, Анастасия! – радостно улыбнулся старик и представился сам.
Сеня сидел и давился от хохота, а Соня непонимающе на него смотрела.
– Теперь ты Настя, не спорь! – улыбался парень.
А когда Степан Григорьевич обратился к Сене «Вася», уже смеялась Соня.
– В Тверь не надумала поехать? Как у тебя мама отнеслась к новости, что ты остаёшься? – Сеня не терял попыток уговорить Соню вернуться к учёбе.
– Вообще, мне нужно туда съездить, – задумалась Соня. – Похолодало, а у меня из тёплых
