Брат подруги. Наваждение (СИ) - Валерия Сказочная
Теперь он обнимает. Причём приподнимая меня, так, чтобы мы были максимально близки друг к другу.
— Надо было взять цветы… — шепчет мне в ухо, вызывая те самые бабочки в районе живота, о которых периодически слышала. — Боялся не успеть.
Божечки, я ведь и так счастлива, а тут ещё и это внезапное заявление с лёгким сожалением… Как будто Матвей действительно хотел мне покрасивее жест сделать, прям переживает, что с пустыми руками. Притом понимает ведь наверняка, насколько достаточно одного его визита.
Но, конечно, приятны и эти сожаления. Пусть они и бессмысленные — даже если бы успел, появились бы другие проблемы. У меня вещей на один большой чемодан, второй маленький и ещё на парочку сумок. Одна я собиралась в несколько заходов их выгружать у подъезда, вдвоём можно и в один, но у обоих будут заняты руки.
Ухмыляюсь тому, как внезапно во мне просыпается практичная Яна. И это с Матвеем! Я как будто уже привычно воспринимаю его стремления радовать меня цветами.
— С вещами было бы неудобно, — шепчу ему в губы, когда Матвей чуть отстраняется то ли чтобы поцеловать, то ли чтобы посмотреть в глаза. — Потом подаришь, — совсем легко поддеваю, не испытывая никакого смятения.
Насколько же увереннее мне становится с Матвеем после всего, что было. После того, как нас отдалило друг от друга, чтобы в итоге прочно и окончательно соединить.
— Обязательно, — серьёзно соглашается он, наконец целуя.
С готовностью раскрываю губы, не только позволяя Матвею всё, но и сама утягивая его в более глубокий и смелый поцелуй. Жаркий. Наши языки то дразнят друг друга едва уловимыми касаниями, то двигаются так ритмично, будто это уже и не поцелуй, а своеобразный секс. Хотя мы очевидно не ограничимся взаимодействием губ и языков.
Матвей проводит ладонями мне по телу, ненавязчиво и неспешно, но эти прикосновения ощущаются так остро, что чуть ли не пьянят. Такое ощущение, что он не трогал меня уже вечность… Как и я его.
Не разрывая поцелуя, даю волю и своим рукам. Скольжу ими по его плечам, чувствуя, как играют мышцы. Чертовски горячо. Какое же потрясающее у Матвея тело… Могу вечно смотреть, трогать, целовать. Даже облизывать и кусать тянет.
Обхватываю его член через ткань брюк, двигаю ладонью и сглатываю, уловив сдавленный полустон Матвея мне в губы. А потом он вжимает меня в стену, осыпая горячими поцелуями шею. И теперь постанываю уже я, впрочем, даже не собираясь сдерживаться.
Торопливо расстёгиваю его рубашку. На последних пуговицах чуть замедляю темп, то и дело задевая подушечками пальцев или ногтями горячую кожу Матвея. То ли дразнясь, то при просто продлевая себе удовольствие. Уверена, что примерно по той же причине он никак не начинает раздевать меня, кружа ласками губ и языка всё ещё сверху, спускаясь максимум до ключиц.
Жарко. И чувствительно до невероятности. Хочется одновременно двух противоположных вещей: продолжать так же тягуче неспешно, наслаждаясь каждым миллиметром тела друг друга и уже наконец приступить к главному.
Тем более что скорее нежные ласки Матвея сочетаются с довольно резкими действиями. И не только в части со стенкой, куда меня вжал. Не менее властно он берёт меня за ягодицы, чуть приподнимая и направляясь со мной в комнату. Ту самую, где я спала несколько дней подряд одна. Спальня.
Кровать там, конечно, расстелена уже, да и вещи на неё навалены. Те самые остатки, которые ещё не упакованы. Но плевать.
Особенно когда Матвей опускает меня на ноги и чуть отстраняется, чтобы снять рубашку. Смотрю, не таясь, любуясь широкими плечами и развитыми мышцами. Даже косые линии живота невероятно красивы, а ведь раньше не обращала на них внимания. Облизываю губы, понимая, что это ведь ещё не всё, что сейчас увижу. Потрогаю. Впитаю в себя…
А рубашка быстро отправляется куда-то в сторону. Чуть ли не в угол комнаты.
Пробегаюсь взглядом по крепким бицепсам. Хочется гладить, царапать, сжимать. Укусить слегка, оставляя отметины. И больше я не утаиваю ни одно из желаний. Сразу тянусь к Матвею, целую сначала бицепс, проводя ногтями по груди, потом обрисовываю языком кубики на животе, опускаясь на колени. Дышу его запахом, чуть покусываю, уже берясь за молнию ширинки…
Он останавливает меня, мягко поднимая.
— Ложись на кровать, — голос Матвея звучит глухо, властно и нежно одновременно.
Кажется, выдержка его уже подводит. Но от этого только ещё жарче, тем более когда, не сводя с него взгляда, выполняю просьбу.
Матвей шумно сглатывает, резким рывком стягивая с меня джинсы. Кажется, вместе с бельём. Немного даже больно, но от этого только больше будоражат. Ощущения острее некуда.
Кофточку с меня мы снимаем уже оба, поспешно, скорее мешая друг другу, чем помогая. Усмехаюсь этому, но почти сразу же давлюсь стоном, потому что Матвей властно укладывает меня на постель, чуть нажав на клитор, помассировав пальцем. Острая вспышка удовольствия сбивает мысли напрочь.
Плавлюсь в уверенных ласках, поцелуях, в Матвее самом. Его взгляды и прикосновения разжигают во мне пожар, и я умоляюще раздвигаю ноги шире. Не могу больше. Тело ноет, хочет Матвея в себе и всего того невероятного, что он вытворяет со мной. Не только руками, но и толчками внутри, которых сейчас особенно не хватает.
Не мне одной — он чуть ли не в секунды избавляет себя от остатков одежды, даже толком не давая мне смотреть. Да и взгляд никак не фокусируется, сознание затуманено.
Зеркальный шкаф напротив нас. Стол. Книжная полка. Большое растение на полу у окна… Никогда не знала его название, и даже не гуглила, хотя как-то собиралась.
Но сейчас это уж точно неважно. Матвей колеблется лишь совсем чуточку — так рвался ко мне, что и презервативы с собой не взял, не только цветы. Но явно не собирается из-за этого тормозить. Как и я. Уверена в его контроле. Это за свой не отвечаю…
Он нависает надо мной на локтях, и весь мир снова сосредоточивается на одной только кровати, как всякий раз с Матвеем. Всё внутри скручивается в тугой узел, и я тяну на себя любимого мужчину. Хочу чувствовать его вес. Всего его ощущать на себе и в себе.
И Матвей мгновенно откликается на эту потребность, заполняя меня резким глубоким толчком. Тут же двигаю бёдрами навстречу, насаживаясь снова и снова, требуя большего. Он тихо,
