Судный день (ЛП) - Фостер Дилейни

Я припарковался в гараже и прошел на кухню. В доме было тихо и по-прежнему пахло топленым маслом, луком и копченым лососем. В некоторых комнатах горели лампы, чтобы не было совсем темно. Было уже далеко за полночь. Киаран уже должен был спать, но я на всякий случай проверил библиотеку.

На кожаном диване кто-то лежал, но это был не Киаран.

Сколько раз я входил в эту комнату и находил ее лежащей вот так? С разметавшимися волосами и открытой книгой на груди. Черт. Как волна, которая разбилась и была отброшена обратно в океан. Вот на что было похоже мое дыхание, когда она украла его.

Лирика была здесь.

Она выглядела слишком мирно, чтобы будить ее, хотя именно это я и хотел сделать. То, как она лежала, свернув ноги, заставляло ее крошечные белые шорты задраться и обнажить восхитительную складку, где ее задница встречалась с бедром. Белые трусики. Господи.

Я потянулся за одеялом, чтобы накрыть ее, но остановился. Нет. Сегодня она будет спать в моей постели. Я вернусь и отнесу ее туда, как только проверю Киарана, а затем очищусь от вони смерти. Это не был настоящий запах, но мои руки были испорчены, слишком испорчены, чтобы прикоснуться к ней так, как мне хотелось.

Я заглянул к Киарану, который лежал в своей кровати и слегка похрапывал. Затем я поспешил в свою комнату. Никогда еще я не принимал душ так быстро. Вода брызгала на мое тело, пока я наносил мыло на кожу, на волосы, наблюдая, как оно стекает пенными реками по моей груди и прессу, по эрекции, которая была настолько твердой, что причиняла боль. Я смыл мыло, вытерся насухо, затем вышел из ванной голым, промакивая полотенцем мокрые волосы.

Когда я открыл дверь из ванной в спальню, Лирика стояла там, обнаженная, красивая и ждущая. Она была богиней, и я хотел построить ей алтарь, любой алтарь. Я хотел подарить ей солнце. Ее длинные волосы волнами спадали на стройные плечи. Ее пыльно-розовые соски в тон ее идеальным губам выглядывали из-под прядей. Ее гладкая голая киска дразнила меня с другого конца комнаты. Пустота медленно уменьшалась. Я почувствовал, как в груди все сжалось.

Увидев меня, она опустилась на колени, так грациозно, так чертовски идеально, словно была создана именно для этого. А потом она подползла ко мне, и все, что теснилось в моей груди, распуталось, раскололось и стало сырым. Для нее. Она остановилась передо мной, прижавшись головой к внешней стороне моего бедра, выше колена. Эта женщина, которая ходила с огнем в жилах, извергая его на каждого, кто бросал ей вызов, стояла на коленях передо мной.

Я провел рукой по ее волосам.

— Моя милая голубка. Посмотри на меня.

Она посмотрела на меня, и эти глаза, черт, я потерялся в них.

Я откинул ее волосы с лица.

— Ты сейчас моя? — Линкольн знает, что ты здесь?

— Да, — вздохнула она, затем сделала паузу. — Сэр, — она прикусила губу. — Линк сказал, что тебе это может понадобиться после… — еще одна пауза. — Ты знаешь…

После того, как я сжег человека заживо.

Я не винил ее за то, что она не сказала этого вслух. Хотя Линкольн никак не мог сказать ей, что именно произойдет. Он знал только, что я планировал убить Уинстона. Он не знал, как.

— Тебе это тоже нужно, — я провел большим пальцем по ее губам. — Правда, малышка?

— Да, — сказала она, целуя внешнюю сторону моего бедра, потом колено, потом внутреннюю сторону бедра. Все выше и выше, так близко, что каждый раз, когда она моргала, ее ресницы щекотали мне кожу. А потом она оказалась рядом, взяв мои яйца в свой теплый рот.

Я с шипением вдохнул. Кровь стучала в моих жилах, когда я запустил руки в ее волосы и заставил ее посмотреть на меня.

— Возьми это, — сказал я, взяв член другой рукой и поглаживая головку по ее губам.

Я не был одним из тех мужчин, которым нужно шлепать, пороть или сдерживать женщину, чтобы она кончила. Мне нравилась мысль об отпечатках моих рук на ее плоти, о моих отметинах на ее коже, но мне это было не нужно. Чего я жаждал, так это контроля. В любое время. Было время, когда я не контролировал свое тело и то, для чего я его использовал. Я бы никогда не позволил этому случиться снова.

Лирика провела языком вдоль основания моего члена, останавливаясь, чтобы прочертить дразнящие круги вокруг кончика.

Я опустил ее голову вниз, одновременно подавшись бедрами вперед, не останавливаясь, пока не попал ей в горло. Ее язык был таким мягким, словно бархат на шелковистой стали моего члена, когда я выскользнул обратно. Ее рот был таким горячим, таким влажным. Я наблюдал, как разгоряченный кончик проходит мимо ее губ, а затем исчезает внутри.

— Ты выглядишь сейчас такой красивой, — я снова скользнул в ее горло. — Такая чертовски грязная, голая, на коленях, с моим членом, заполняющим твой рот.

Она посмотрела на меня своими голубыми глазами с длинными ресницами, похожая на добычу, хотя она была далеко не невинна.

— Ты искушаешь меня, голубка? Ты провоцируешь зверя?

Она моргнула, медленно, дразняще, и я сорвался. Я крепко вцепился в ее волосы, а затем вошел в ее сладкий рот снова, и снова. Она задыхалась и вырывалась, но не останавливалась, пока я вбивался в ее горло. Ее глаза слезились. Ее руки обхватили заднюю часть моих бедер. Ее язык работал над моим членом, пока она сосала и глотала, сводя меня с ума.

— Блядь, — я вырвался рывком. Мое дыхание было неровным, а на шее выступили бисеринки пота. — Я сейчас кончу на все это милое личико, — я еще не был готов. Я еще не закончил с ее телом.

Я отпустил ее волосы и погладил ее щеку. Ее губы были припухшими, лицо испачкано слезами. Это было так чертовски красиво, что я едва мог дышать.

— Иди сюда, — сказал я, и она встала. Я взял ее за подбородок, а затем приник к ее рту, захватив ее язык, украв ее дыхание, поглотив ее душу в этом поцелуе. И когда я отстранился, я продолжал брать, одержимый потребностью. Брать, брать и владеть. Демоны внутри меня проснулись и были голодны. Бешеные. Разъяренные и обнажившие зубы. Черт, она была мне нужна.

Я скреб зубами по ее челюсти, покусывая нежную кожу. Мой член пульсировал от потребности быть внутри нее. Я прикусил сильнее, когда добрался до ее шеи, и она наклонила голову в одну сторону, предлагая мне больше. Иисус.

— Моя сладкая девочка, ты даже не представляешь, что я собираюсь с тобой сделать, — я потянулся вниз и провел рукой по ее попке, пухлой и упругой, но мягкой, затем сжал.

Ее губы разошлись. Ее глаза были темными.

— Тогда покажи мне.

Вот и все. Мы мчались по темной дороге без тормозов.

Я застонал. Сжал сильнее.

— Я хочу разделить тебя на две части. Выебать твою задницу и разорвать тебя на части, — я засунул палец в ее тугую киску, и ее тело выгнулось дугой. Такое мокрое. Такое податливое. — Я хочу, чтобы было так больно, чтобы слезы падали из твоих глаз. И я хочу, чтобы тебе было так хорошо, чтобы ты умоляла меня о большем, — я провел большим пальцем по ее клитору. Я добавил еще один палец. Липкий звук, с которым я работал над ее киской, заставлял мой член пульсировать на ее коже. Капельки спермы покрывали ее живот, оставляя липкий след между нашими телами. — Господи Иисусе. Ты чувствуешь себя, голубка? Чувствуешь, как ты сжимаешься вокруг моих пальцев, — другая моя рука нащупала ее грудь, разминая ее жестко и грубо. — Я хочу твоих криков и стонов. Я хочу, чтобы ты была вся в сперме, и чтобы ты почувствовала вкус себя на моих губах, — я потянул за ее маленький спелый сосок, и она втянула воздух. — Скажи слово, если хочешь, чтобы я остановился, — она зажала губы между зубами. — Хорошая девочка, — я вынул из нее пальцы, позволив среднему пальцу провести по ее клитору, затем поднес их к ее рту. Она открылась для меня, выгнув язык и всасывая меня. Блядь. Я отпустил ее сосок, затем шлепнул ее по заднице. — А теперь ложись на кровать, блядь.

Она перебралась на кровать, легла на спину, положив ноги на плед и подтянув колени.

— Раздвинь ноги. Я хочу видеть свою киску, — блядь, она была идеальна, вся гладкая розовая плоть, набухшая от моих прикосновений и ее потребностей. — Перевернись. На руки и колени.