Слабо не влюбиться? (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна
– Пойдет. Только холодно, зараза. Задолбался мерзнуть. А так все хорошо, – в Тёмкиной трубке гудит ветер. –Что с преподом по истории искусств? По-прежнему тебя достает?
– Да, кажется, я попала в список его нелюбимых студенток, – горестно вздыхаю.
Вениамин Иванович невзлюбил меня на самом первом занятии, когда поймал на том, что я не записываю каждое его слово. История искусств – предмет, безусловно, интересный, но все же абсолютно не прикладной. Он, скорее, нужен для общего образования, нежели чем для решения конкретных профессиональных задач. Да и тот материал, что Вениамин Иванович дает на лекциях, с легкостью можно найти в Интернете. Именно поэтому в тот день я не спешила конспектировать.
Очевидно, преподавателя оскорбило мое, как он тогда выразился, пренебрежительное отношение, и с тех пор он постоянно ко мне цепляется. То ответ у меня недостаточно глубокий, то мой доклад недостаточно раскрывает тему. Короче, все ему не так. По этой причине я с трудом представляю, как буду сдавать зачет по этому предмету.
– Скажи этому старому зануде, что его история искусств тебе в жизни не пригодится, – со свойственной ему легкостью рассуждает Соколов. – Пусть идет к черту!
На секунду в воображении вспыхивает сценка, как я и впрямь высказываю это все чопорному Вениамину Ивановичу. Улыбка становится шире – препод бы в осадок выпал!
Но без Тёмы я, к сожалению, не такая отважная. Друг ушел в армию – и я завязала с безбашенными поступками. Больше не ем насекомых, не катаюсь на байке и не хожу по сомнительным заведениям. Моя жизнь теперь спокойна и упорядочена. Никаких эксцессов.
– Если я ему так заявлю, то не видать мне зачета как своих ушей, – смеюсь в трубку. – Лучше я как-нибудь по старинке: отмолчусь в надежде на то, что он сменит гнев на милость.
– Ты слишком хорошая, Солнцева, – в интонациях Артёма слышится нежность. – Не позволяй этому миру себя сожрать, ладно?
– Ладно, – чуть сильнее сжимаю трубку, словно стремясь передать ей свою щемящую печаль.
Когда Соколов вот так со мной разговаривает, я снова начинаю чувствовать то, чего чувствовать не должна.
– Я пипец как соскучился, – неожиданно выдает он. – По тебе, по дому, по картошке фри из Макдоналдса, по диджейскому контроллеру.
Друг не в первый раз заводит речь о подобном, но сегодня в его голосе особенно много грусти. Должно быть, сейчас – у него один из тех моментов, когда накрывает. Когда тоска по былой жизни становится нестерпимой и достигает пика.
– Еще полгодика, Тем. Еще немного, – приговариваю я.
– Я знаю, Вась, знаю, – Соколов выдыхает и нарочито весело добавляет. – Как там Грановская? Все воюет со своим сводным?
– Ага, того и гляди поубивают друг друга.
– Бедный парень. Зная Лерку, могу с уверенностью сказать, что ему приходится ой как несладко, – ржет друг.
– По-моему, мы должны быть на ее стороне, – с укором говорю я. – Она же наша подруга!
– Так-то оно так, но я до сих пор помню, как Грановская вцепилась мне в волосы в пятом классе. Я тогда чуть раньше времени не полысел!
Прыскаю в кулак, воскрешая в памяти забавный случай. Лерка тогда ужасно взъелась на Соколова за то, что он смеха ради напялил ее новенький пуховик. Раскричалась, начала бегать за ним по всей школе, а поймав, схватила его за кудри и начала яростно их дергать. Артём еле от нее отбился.
– Брось, это было сто лет назад, – отвечаю я. – Сейчас Грановская куда смирнее.
Кидаю очередной взгляд за окно и с ужасом осознаю, что проехала свою остановку. Кошмар! Ведь первой парой как раз лекция по истории искусств! Вениамин Иванович будет вне себя, если я опоздаю. Со свету меня сживет!
Соколов о чем-то беззаботно трындит в трубку, но мне приходится его прервать:
– Тём, извини, мне пора! Я с тобой заболталась и лишнего проехала!
– Ничего, бывает, – отзывается друг. – Пока, малая. Удачи с занудным преподом!
Бросаю «спасибо» и торопливо засовываю телефон обратно в куртку. Расталкивая сонных пассажиров, продираюсь к дверям и на весь автобус верещу:
– Остановите, пожалуйста! Я остановку проехала!
Но железная махина знай себе мчит на всех парах. Дотягиваюсь до расположенной на поручне стоп-кнопки и принимаюсь отчаянно ее выжимать. Однако сколько я не напрягаю пальцы, водитель притормаживает только на следующей остановке. Плевать он хотел на мои просьбы.
Бурча себе под нос ругательства, выпрыгиваю наружу и что есть мочи несусь в обратном направлении. Короткий взгляд на наручные часы заставляет мои внутренности неприятно сжаться – до начала занятия осталось меньше пяти минут. Я ни за что не успею!
Когда подбегаю к аудитории, то близка к тому, чтобы выплюнуть свои легкие. Они горят и, по ощущениям, вот-вот начнут дымиться. Упираюсь руками в колени и изо всех сил пытаюсь нормализовать дыхание. Я, конечно, неслась сломя голову, но всему потоку об этом знать необязательно.
Спустя секунд тридцать я наконец распрямляясь и, мысленно посылая молитвы в космос, дергаю дверную ручку на себя. Робко заглядываю в аудиторию и с облегчением замечаю, что мое вторжение осталось незамеченным. Вениамин Иванович с энтузиазмом пишет на доске тему лекции.
Переминаюсь с ноги на ногу, размышляя, как бы мне разместиться, не привлекая внимание преподавателя. Увидит, что я опоздала – с потрохами сожрет. Но, как назло, свободные места виднеются исключительно в первых рядах. Если я туда подамся, то встречи с разъяренным взглядом Вениамина Ивановича мне не избежать.
– Пс! Иди сюда! – откуда-то справа раздается приглушенный звук.
Поворачиваю голову и упираюсь взглядом в Феда Осипова. Он сидит всего в паре метров от меня, у самого края ряда. Подвинувшись, одногруппник уступает мне место рядом и жестом манит к себе.
Недолго думая, крадусь к своему спасителю и тихонько опускаюсь на деревянную скамейку. Поверить не могу, пронесло!
– Спасибо огромное, – тихонько шепчу, доставая из рюкзака тетрадь. – Ты меня очень выручил.
Парень окидывает меня заинтересованным взглядом и добродушно улыбается:
– Рад помочь, Вась. Обращайся.
Его глаза задерживаются на мне чуть дольше положенного, а затем он наконец переводит внимание на Вениамина Ивановича, самозабвенно разглагольствующего у доски.
Глава 42
Осипов Фед – экземпляр интересный и крайне занимательный. Красавчиком его не назовешь, но все же нечто притягательное в этом парне, несомненно, есть.
Во-первых, он отличник. Самый настоящий. Один из тех, у кого есть ответы на все, даже самые каверзные вопросы преподавателей. Во-вторых, он до жути стильно одевается. Знаете, с таким интеллигентским шиком. Этакий Тимоти Шаламе на русских запчастях.
Мы с Федом учимся в одной группе уже больше полугода, но до сегодняшнего дня как-то толком не общались. Я сразу сдружилась с девчонками, а он держался особняком. Ни с кем особо не сближался и, как правило, сидел за партой один.
За обедом в столовой я не раз слышала, как одногруппницы перемывали Осипову косточки. Гадали, есть ли у него девушка, и обсуждали его внешний вид. Девчонки сходились во мнении, что Фед чересчур худощавый, но, несмотря на это, все равно довольно симпатичный. Думаю, если бы он позвал кого-нибудь из них на свидание, то точно бы не получил отказ.
– Ты чего не пишешь? – мои мысли прорезает его тихий голос.
Сам Осипов строчит с поистине феноменальной скоростью.
– Да так… Задумалась, – берусь за ручку.
Фед прав, надо писать. Если Вениамин Иванович опять поймает меня на витании в облаках, мне придется худо.
– У тебя что-то на щеке, – Осипов снова подает голос.
– Где? – смутившись, накрываю рукой левую щеку.
– Вот тут, – парень осторожно касается правой. – Кажется, это зубная паста.
Мягким, в меру напористым движением он стирает с моей кожи следы торопливой гигиены и негромко усмехается:
– Теперь все.
– Спасибо, – лепечу я, смущенная его внезапным прикосновением. – Я сегодня проспала, поэтому все утро кувырком. Даже в зеркало перед выходом из дома не глянула.
