Татьяна Тронина - Мода на невинность
Я вздохнула и огляделась.
Особняк Владимира Ильича на проспекте Мира снаружи выглядел неказистым и простым, а внутри был довольно модно оформлен, в так называемом стиле хай-тек. Я не разбираюсь в искусстве, его стилях и современном дизайне, но кое-что представляю о хайтеке по глянцевым журналам. Вообще, и журналы эти необязательно читать, достаточно пробежать взглядом по обложкам, бродя вдоль книжных развалов в Москве.
Внутренне содержание дома Владимира Ильича радовало взгляд и душу, потому что сразу развенчивало миф о «новых русских». Здесь не было ни тяжелых бархатных гардин, ни золоченых карнизов, ни тяжелых люстр из хрусталя, ни шкафов из красного дерева.
Светлые стены, блестящая сталь, много зеркал, каких-то пластиковых простых конструкций, стеклянные, тоже очень простые светильники... «В нем действительно что-то есть, – подумала я о хозяине дома. – Недаром же Инесса собирается за него замуж... Конечно, все очень дорого – и эта сталь, и итальянские светильнички, но то, что Владимиру Ильичу не нужны ни золото, ни антиквариат, – о многом говорит. Или Инесса ему этот стиль насоветовала?»
Сам же Владимир Ильич в данный момент находился за дверью и о чем-то говорил с моей подругой. Меня он по-прежнему стеснялся, был немногословен и сдержан, впрочем, как и в присутствии других женщин.
Слов я не разбирала, но интонации были самые страстные и нетерпеливые.
Наконец Инесса вернулась в комнату – одна, без своего жениха.
– Владимир Ильич уехал в Москву на неделю, – сообщила она, улыбаясь. – Звал меня с собой...
– Ты отказалась?
– Да. Не знаю почему... у меня такое чувство, будто я должна здесь что-то сделать в самое ближайшее время.
– Глупости какие, – улыбнулась я. – Это все комплексы и самовнушение, как ты про меня говорила...
– Про тебя... ну да, как же я тебя брошу на растерзание этому Вадиму Петровичу, как я брошу Борьку с Глебом... А в Москве сейчас плохо, душно, говорят, в ближайшие дни будет тридцать градусов.
– Неужели тридцать?!
Она сидела в пластиковом белом кресле, странно изогнутом, но жутко удобном, хотя в его сиденье не было ни поролона, ни ваты, ни пружин, столь привычных для кресел, и совсем не выглядела несчастной от расставания со своим женихом.
– Пойдем?
– Куда ты так торопишься?
– Я бы прогулялась.
– Что ж, составлю тебе компанию... Даша, мы уходим!
Вошла приветливая женщина в белом передничке, стала убирать чашки со стола, за которым мы сидели.
В городе было тихо и спокойно в то летнее утро, он вполне оправдывал свое название, и я вдруг подумала, что в этот день мне ничего не грозит и даже не стоит вертеть головой в разные стороны, выглядывая своего врага, – враги в такой день должны прятаться по норам.
Какой-то местный житель, лениво разгуливавший по центру, небритый и несвежий, хотя явно из бывших интеллигентов, посторонился с почтением перед нами и снял воображаемую шляпу:
– Дорогу красоте! Две нимфы, две наяды, две принцессы грезы...
Инесса засмеялась, а я невольно посмотрела в зеркальную витрину, мимо которой мы шли. Я никогда не идеализировала себя, но сейчас себе нравилась.
– Ты что?
– Обрати внимание... – Я указала на витрину. – Мне кажется или нет? Зеркало врет или мы действительно такие хорошенькие?
– Зеркало не врет! – опять засмеялась Инесса. – Две нимфы!
Но мы были очень разные, она – в ярком желтом наряде, с яркими волосами, с ярким солнечным лицом, на котором сиял летний ослепительный свет, я же была в своем любимом бледно-голубом платье, длинные волосы, бледное лицо, на котором не смех – а только намек на улыбку, напоминание о грядущих сумерках...
– Ты что? – подтолкнула меня локтем Инесса. – О чем задумалась?
– Я думаю, что ты – нимфа, а я – наяда... Наяды – это те, которые в воде?
– Ах нет, ты принцесса греза, у тебя все время такое мечтательное лицо...
– Пойти, что ли, утопиться – уж слишком хорошо сегодня.
– Боже мой, что за мысли!
Мы прошли центр и свернули на боковую улочку, ноги несли нас по известному маршруту. Уже много раз мы ходили с Инессой по этой дороге – к старому Панинскому парку, а дальше – на кладбище. При всем своем оптимизме и здоровой, психически устойчивой натуре (уж я в этом разбиралась!) Инесса любила это странное место, ее словно магнитом тянуло к памятникам и надгробиям, больше всего она любила склеп с печальным ангелом, где были похоронены представители одного старинного рода, когда-то жившего в Тишинске.
– Кто бы говорил, – скептически заметила я. – Опять туда же?
– Ну а куда еще?
– Будем гулять по парку, дальше я не пойду, как хочешь! Там, на кладбище, мне все время хочется плакать... но только не в этот день.
– Как угодно, – милостиво согласилась моя спутница, – только это не вполне кладбище, это мемориал...
– Да как ни назови!
– А в парке все время Костя...
– Я уже к нему привыкла.
Мы шли по пустынной, старой части города, по кривой разбитой улице, мимо старых домов, и липы нависали над нашими головами, как будто хотели дотянуться до нас. Людей не было видно, об их присутствии говорил только запах картошки и хозяйственного мыла, да откуда-то издалека доносился надтреснутый голос Высоцкого.
– Никак не могу привыкнуть к провинции... – покачала я головой. – Нет, в Москве, в старом центре, тоже есть такие запущенные, безлюдные места – стоит только свернуть с Тверской в какие-нибудь переулки...
– Да... Но все равно здесь все по-другому! – воскликнула Инесса. – Похоже, да не то.
– Само ощущение?
– Да! Там, в Москве, даже в самом распоследнем тупике ты можешь надеяться только на себя, и не потому, что люди другие... Москву надо завоевывать, там ты крепкий орешек, которому предстоят всяческие испытания, а здесь...
– Здесь силы судьбы не так властны над нами?
– Нет, тут что-то другое. – Она покачала головой и сделалась вдруг сразу задумчивой и странной.
– О, у тебя тоже есть свой пунктик, я давно заметила!
– Ты не смейся! – рассердилась она. – У меня такое чувство, будто мы сейчас свернем за угол – и перед нами раскроется какая-то тайна... То есть необязательно, что тайна есть, но предчувствие ее...
– Некая эманация, витающая в воздухе...
– Да, да!
Мы вдруг разом посмотрели друг на друга и рассмеялись громко.
– Что с Молодцовой? – спросила Инесса, глядя на меня уже совершенно другими глазами. – Что-то я ее давно не видела...
– Кажется, с ней все в порядке... я видела ее сегодня утром, когда шла к тебе. Она мыла полы в коридоре и ругала правительство.
– Ругала правительство? Это хороший знак. Значит, она не думает больше о страшной мести...
– Еще как думает! Такие особы, как она, легко не отступаются. Любимый муж ушел к другой женщине, у которой ребенок, ребенок, возможно, от него... страх одиночества, уязвленное самолюбие... более всего – уязвленное самолюбие!
