Жена чужого мужа. Счастье взаймы - Злата Романова
– Мой отец поставил такое условие, – говорит он.
У меня вырывается смешок.
– Значит, деньги против любви. Как банально.
– Будь это так, я выбрал бы тебя, – твердо заявляет он, глядя мне в глаза. – Сейчас я понимаю, как тебя это мучило, Вита. Мне стоило сказать тебе все, как есть, а не лгать о своих мотивах. Я всегда буду сожалеть об этом. Но я расстался с тобой, чтобы папа не угрожал твоей безопасности. Я не знаю, почему он решил вмешаться, потому что его никогда не заботила моя личная жизнь и я не верю, что он не знал о тебе с самого начала, если и делал вид, что не в курсе. В обычных обстоятельствах ему было бы все равно, женись я хоть на двух неизвестных ему женщинах, но в тот период видимо что-то случилось, заставив его принять такие меры. Я не оправдываю его действия, он был жестоким и эгоистичным человеком, но если бы я хоть на минуту предположил, что ты можешь оказаться под ударом, то не стал бы заходить с тобой дальше мимолетного романа.
– Отрадно знать, но это все равно не делает тебя меньшим эгоистом, Булат.
Я не знаю почему реагирую так, а не иначе, но чем больше он говорит, тем лучше я себя чувствую. Моя уверенность растет. Я не забуду его жестокости, но знание о том, что наши отношения не были ложью, что я действительно была любима многое значит для меня. Я не просто наивная дура, принявшая за любовь что-то другое. Мой брак, хоть и не был настоящим на бумаге, фактически не был игрой. Все было так, как я это воспринимала. Это не было самообманом.
– Я никогда не отрицал, что эгоист, Вита, – приподнимает он бровь.
Мои пальцы дрожат, когда я опускаю чашку обратно в блюдце. Сегодня я, наконец, чувствую, что Булат предельно откровенен со мной. Он отвечает на все мои вопросы, не переводя тему и не увиливая, как раньше. Это мой шанс, единственный. Так что я поднимаю еще один болезненный вопрос, который мучает меня ночами. Самый мой большой страх. Потому что как бы я не любила львенка, сколько бы не называла себя его матерью, его родная мать все еще где-то там, в этом мире, и она может однажды захотеть забрать своего ребенка или хотя бы начать видеться с ним, а Тагиров так и не дал мне никакой информации о ней.
– Расскажи мне о матери Асада, Булат, – набираюсь смелости сказать. – Мне недостаточно твоих заверений, что он ей не нужен. Я каждую ночь думаю о том, что мне делать, если она объявится. Я не могу жить вечно с этим страхом.
– Она не объявится, – играя желваками, жестко отрезает он. – Это, пожалуй, единственная тайна, которую я должен бы сохранить при себе, потому что я единственный из оставшихся в живых, кто в курсе, но раз я обещал тебе ответы… Асад не мой сын, Вита. Его родители мертвы. Оба. Так что никто не за ним не придет.
– Но он похож на тебя, – не верю я. – У него твои глаза…
– Потому что он мой племянник, – морщится мужчина. – У него глаза моего отца, как и у меня, Вита. Асад – сын моей сестры Раяны и ее мужа.
В моей голове каша после этого заявления. Что за черт? Это последнее, что я могла бы предположить. Он же сказал, что Раяна погибла в аварии… Хотя он и сейчас говорит, что она мертва.
– Я не понимаю, Булат. Хочешь сказать, что врачам удалось спасти ребенка после аварии? Но тогда получается, Асаду не пять месяцев, а семь? Это абсурд! Педиатр понял бы, разве нет? И когда ты принес мне его впервые, он никак не выглядел на двухмесячного.
– Асад родился в срок, Раяна почти не пострадала в той аварии, – объясняет мне Булат. – Я спрятал ее в этой квартире, в центре города, где никто и предположить не мог о том, что она может так просто разгуливать по улицам, пока ее считают мертвой. Мы придумали ей хорошую маскировку, а телохранитель ходил с ней, играя роль мужа. Без хиджаба, в парике и джинсах, она выглядела, как обычная русская девушка. Я не мог рисковать и общаться с ней, так что пришлось разработать целый план, чтобы знать, что с ней все в порядке. Сразу после родов она планировала уехать навсегда во Францию, но не сложилось. Раяна перенашивала, что-то пошло не так и решили делать кесарево сечение, после которого она так и не очнулась. Моя сестра действительно умерла, хотя ничто не предполагало такого, и когда ее телохранитель сообщил об этом, я сделал глупость. Сам себя выдал, наведавшись в больницу, так что пришлось срочно принимать меры. Выдал ребенка за своего и поселил с няней и охраной, но в то же время умер мой отец и начались новые сложности. Меня пасли со всех сторон, Асад стал новой целью Ахметовых, способом давления, которым они хотели завладеть.
– Но он ребенок их сына и брата, разве не так? Что, если бы они причинили ему вред? Ты и тогда не сказал бы им, даже ради его защиты?! – злюсь я, вспоминая, как мы все попали в лапы Ахметовых, и что могло бы с нами случиться, если бы не помощь от неизвестного мне Усмана. – Что это? Любовь или гордыня? Ты должен был в первую очередь думать о нем, а не о себе!
– Они не должны этого знать, Вита! – чеканит Булат. – Никогда! Этот ребенок никогда не будет Ахметовым, поняла? Он мой сын, он Тагиров! И я не хочу, чтобы ты когда-либо впредь вспоминала об этом разговоре. Я обещал своей сестре, что ни при каких обстоятельствах ее ребенок не будет связан с их семьей. Думаешь, дело в эгоизме и я просто не хотел терять роль его отца, не сказав им? Ты не знаешь этих людей, Вита. Я бы предпочел умереть, чем расти в их семье. Я никогда не ставил себя выше безопасности этого мальчика. Думаешь, мне было легко проглотить тот факт, что моим единственным наследником станет сын Ахметова? Я не благородный герой, Вита, я не способен любить ребенка только потому что он ребенок, безвинный и беззащитный. Разве не ты мне говорила, что и сама не сразу привязалась к нему и приняла? Разве тебе не было неприятно заботиться о сыне бывшего мужа от другой
