Кто сверху? (СИ) - Ольга Джокер
Мы одновременно падаем на кровать, липкие от пота и полностью без сил. На улице почти рассвет, начинает всходить солнце… Воронов засыпает первым, прижимая меня к себе. Я с упоением слушаю его размеренное глубокое дыхание, целую в колючую шею и тихо шепчу на ухо:
— Кажется, я люблю тебя, Воронов. Очень сильно люблю.
И пусть он этого не слышит, но я уверена, что у нас еще будет время, чтобы сказать об этом друг другу не один раз.
Глава 40
Диана.
Я просыпаюсь в кровати Воронова ранним утром. Солнце уже ласково заглядывает в комнату и заставляет пробудиться от сладкого сна. Это же, правда, был сон? Но судя по тому, как приятно тянет низ живота, я чётко осознаю, что вчерашняя ночь была прекрасной реальностью.
На празднике я совершенно не притрагивалась к алкоголю, но мозг был словно опьянен. Нет, трезвые люди так себя не ведут. А вот чуточку сумасшедшие — легко.
Рассматриваю свои мелкие синяки на коже и внутренней стороне бедра, кровоподтеки на груди и вспоминаю, как Даня жадно присасывался к моему телу, словно хотел испить меня до дна. От воспоминаний вчерашней ночи между ног становится настолько влажно, что мне хочется повторить ещё и ещё. Только с ним одним.
Медленно поворачиваю голову вправо и замечаю, что Даньки рядом со мной нет. Его половина кровати пустует и только по смятым простыням видно, что он вообще здесь когда-либо был. С ностальгией провожу ладонью по остывшей половине кровати, переворачиваюсь на живот, утыкаюсь лицом в подушку и тихо «кричу» от новых неизведанных чувств.
Кажется, я по уши влюбилась. И в кого? В Даньку! В моего Воронова. В лучшего друга, которого знаю как саму себя. С которым знакома (страшно произнести вслух!) — целых двадцать пять лет! Который дергал меня за косички в младшей школе и набивал морды обидчикам в старших классах.
И не было ни единого тогда повода подумать, что в будущем мы станем мужем и женой. У нас родится чудесный ребенок, который станет отрывным толчком к чему-то большему. Сразу мы начнем глупить, отпираться, но потом всё равно будем любить и умопомрачительно трахаться всю нашу долгую семейную жизнь. До самой смерти. Ну или пока Воронов не станет импотентом.
Воронёнок начинает копошиться в своей кроватке, и я направляюсь к ней в комнату, чтобы дать порцию свежего грудного молока, накинув на обнаженное тело смятый пеньюар. Дочка приоткрывает глазки, внимательно изучает меня, склонив головку набок, и наконец-то расплывается в умилительной улыбке, от которой всегда тает моё материнское сердце.
— Доброе утро, кроха!
Беру ее на руки и прижимаю к себе. В ноздри проникает запах грудного молока, присыпки, нежности и счастья.
— Какая ты воздушная и нереальная. И нам очень-очень с тобой повезло, Крис.
Провожу ладонью по мягкой щёчке и приступаю к кормлению. Ложусь на мягкий удобный диван и вновь сладко засыпаю теперь уже с дочкой.
* * *
Когда просыпаюсь вновь, на часах почти полдень. Меняю дочке подгузник и удивляюсь, что за это время мы с Вороновым так до сих пор не поговорили. Где его носит в воскресное утро?
На кухне хлопочет по хозяйству мама. Готовит овощной суп и заваривает для меня чай. Она настояла на том, чтобы дать временный отдых нашей домработнице и делать всё самостоятельно. Почему-то для нее это важно — быть полезной, нужной и творить добро на благо нашей семьи. И хотя ремонт в её квартире плавно подошел к концу, я пока ей не буду об этом говорить.
Сажусь за кухонный стол, кладу Крис в электро-качели и делаю глоток обжигающего зелёного чая.
— Мам, ты Даню не видела? — спрашиваю невозмутимо и спокойно, а сердце при этом, кажется, сейчас выскочит из груди.
— Видела. Уехал куда-то утром, — мама протягивает мне тарелку с завтраком, и я благодарно её принимаю. Все-таки хорошо, когда мама под боком. Такая, какая она сейчас — спокойная, добрая, пусть и часто брюзжащая по любому пустяку. — Ему позвонил кто-то, Даня спешно оделся, махнул мне рукой на прощание и выскочил на улицу с улыбкой во всё лицо. Даже телефон в прихожей забыл.
В голову как назло лезут самые гадкие мысли о ранней поездке Воронова. Сегодня у него совершенно точно выходной, а значит, что на работу он уехать не мог. Тогда к кому и зачем спешил? Я стараюсь не думать о той вчерашней неувязке с незнакомкой, стараюсь убеждать себя в том, что я сильная уверенная в себе женщина и та серая мышь, которая не к месту встала у меня не пути не может быть той причиной, по которой Даня бросил меня после нашей ночи.
На заднем дворе, пока малышка спит в коляске, я освежаю свои тяжелые мысли в бассейне. С разбегу ныряю в прохладную голубую воду, проплываю от бортика к бортику, чувствуя как уверенность в себе и в том, что было между нами с Вороновым этой ночью укрепляется с каждой секундой. Все было так правильно и естественно, так синхронно и нетерпеливо, что такие чувства подделать нельзя. Мой муж хотел именно меня, а я хотела его. Его пожирающий взгляд чёрных глаз, его ненасытность и близость подделать нельзя.
Когда слышу звонок мобильного телефона, моментально выскакиваю из воды и мокрыми руками беру телефон, лежащий на столике. И хотя мне очень хочется услышать твердый убедительный голос Дани, на экране я вижу фотографию моей единственной лучшей подруги Алины. Тряхнув мокрой головой, отвечаю на звонок.
— Эй, детка, вы куда вчера свинтили? — спрашивает Мамонтова.
— Это… долгая история, — от воспоминаний «долгой» и приятно-утомительной истории меня бросает в жар.
— Окей, у меня есть время, чтобы тебя выслушать, — невозмутимо произносит подруга и называет адрес кофейни в центральной части города.
И хотя я как мантру твержу себе, что Воронов не может мне врать и мы должны доверять друг другу, я точно знаю о чем буду допрашивать Алину в кофейне.
Глава 41
В кофейне к счастью мало людей, несмотря на то,
