Моя сводная проблема - Яна Полунина
Это “я знаю лучше, что тебе надо” подействовало словно красная тряпка на быка. Я попыталась отключить себя от капельницы, и мама закричала:
– Доктор! Доктор! Скорее! Ей плохо!
– Мама! – Я широко распахнула глаза, смотря на женщину, которая встала по другую сторону баррикад.
В палату влетела медсестра:
– Что случилось?
– Дайте ей снотворное! Срочно!
Глава 16
Я проснулась ночью, в палате никого. Без капельниц, без пищания медицинской аппаратуры рядом.
Отлично!
В ногах ощущался невероятный зуд, но вот тело послушалось не сразу. Я медленно сползла с кровати прямо на пол. Мышцы так расслабились за несколько дней лежания, что не хотели работать. Пришлось размять их, вытянуть ноги, опять притянуть к себе, и так несколько раз, и только потом, опираясь на кровать, встать.
Слабость в теле была дикая, но она настолько резонировала с внутренним тремором, что тело работало, хотело оно того или нет.
Итак, что я знаю?
Что Тоша с мамой по ошибке приняли нашу с Максом связь за насилие. Говорили о каком-то видео… С мамой я уже пыталась поговорить, а вот с Антоном еще нет.
Где именно находится Макс, я не знаю, бежать в первое попавшееся отделение можно только в крайнем случае.
Ждать, пока меня опросят, я не хотела. Что-то мне подсказывало, что мама заболтает следака, чтобы тот сделал как надо, лишь бы оградить меня от лишних разговоров, уверенная в своей незыблемой правоте.
Что там про Тошу говорили? Что он в травме?
Я тихонько открыла дверь палаты, вышла в пустой коридор и пошла по стеночке. Пост медсестры пустовал, и я без проблем прокралась мимо.
А вот в травме оказался куда более бдительный пост и внимательные медсестры.
– Никаких ночных свиданок! Ждите утра! – отрезала она.
– Но мне поговорить!
– Среди ночи? Знаю я ваши разговоры! Потом гипс перекладывай!
– Это очень серьезно!
– До утра подождет! У тебя что, телефона нет?
– Нет!
– Значит, и не надо! Все, возвращайся, а то позову дежурного врача. Пусть родственникам звонит, чтобы разбирались в ночных похождениях!
Пришлось возвращаться в палату и ждать утра. Стоило мне выйти в коридор, как я увидела медсестру, преграждающую путь мужчине в черном.
– Нет! Родственники запретили визиты, и точка! Никаких допросов!
– Этого требует следствие! Если пациентка пришла в сознание и ее состояние стабильно, вы не имеете права препятствовать. Отойдите, гражданочка!
– Ничего не знаю! Звоните родственникам! С ними решайте! А то пройдете, а получать по шапке мне! – стояла стеной защитница покоя пациентов.
Тут мужчина поднял голову и посмотрел на меня.
– Кажется, вы ко мне… – обратилась я к нему.
Мужчина вздохнул с облегчением и укоризненно посмотрел на женщину перед ним:
– Дарья стоит на своих ногах, сознание не спутанное, речь четкая. Так что не препятствуйте исполнению, отойдите.
Мы вошли в палату, и я почувствовала нереальное облегчение. Как мне повезло, что я выглянула из палаты именно в этот момент!
– Дарья, расскажите, пожалуйста, какие отношения вас связывают с Максимом Борских, – начал следователь, кладя на кровать диктофон.
Для собственного спокойствия он усадил меня на койку в полусидячее положение и еще попросил двух медсестер присутствовать при разговоре.
Хотя тех и просить не надо было: они нервно мялись за дверью, трезвоня маме. Хорошо же она подкупила персонал!
– Мы… – Я покосилась на девушек в медицинской форме и вздохнула: – Мы близки.
– Насколько вы близки? – видя мое стеснение, мужчина исправился: – Давайте я перефразирую: принуждал ли вас к интимной близости Максим Борских?
– Нет.
– Какой последний момент вы помните? У вас же ретроградная амнезия?
– Да. Я помню наш отдых на острове, – ответила я, сминая простыню руками.
– Посмотрите вот это видео. Помните ли, где и когда это происходило? – Мужчина протянул мне телефон. – Нажмите на стрелочку для воспроизведения.
– Я не потеряла навыков. Всего лишь не помню последние дни. – Несмело протянула руку и взяла мобильный.
Заставка тут же заставила запылать щеки. Господи! И это все видели? Это доказательство в дело? Это добровольно отдали Антон и мама?
Я нажала на паузу и убрала звук.
Видео заставило меня захотеть провалиться сквозь землю от смущения.
– Помните этот момент? – уточнил мужчина.
– Нет, – глухо ответила я, ощущая огонь на щеках.
– Тогда включите звук, пожалуйста, – с лицом, не выражающим абсолютно никаких эмоций, произнес следователь.
И тут я поняла, почему они приплели это видео к делу. Если как следует разобраться, то это можно было назвать принуждением с помощью сексуального давления. Наверное, Макс бы дал более конкретный термин, но я человек, далекий от юридического мира.
– Вспоминаете что-нибудь? – уточнил следователь.
Я подняла взгляд и посмотрела на мужчину, медсестер, палату. Как я докатилась до такого? И как мама дошла до того, что подала заявление?
Ведь он родственник, пусть и сводный брат! Пусть и семь лет жил за границей!
Не верю, что Макс сделал что-то такое, что заслужил заключения!
Тем более, если бы я не помнила нашу близость в лифте и дома на кухне…
Если Антон знает, мог ли он из чувства мести все это сделать?
Хм…
– Вспоминаете? – следователь стал напоминать ищейку, напавшую на след.
Если сейчас скажу, что нет, то вся эта вакханалия продолжится.
Это же просто какое-то недоразумение! Ошибка! А еще мне постоянно казалось, что я забыла что-то очень важное, что только бы уверило: я права.
– Да, – я неуверенно кивнула. – На видео просто сексуальная игра.
И подняла взгляд на мужчину.
– Вы можете с уверенностью сказать, какие отношения у вас с Максом Борских?
С уверенностью сказать?
Тут я почувствовала, что следователь почему-то
