Моя дочь от тебя (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна
- Кхе, кхе, - закашливаюсь от неожиданности ее предложения.
- А что, может, и правда приглядеться к нему? Вон как он за вами ухаживал все это время, пока вы больнице лежали, - все же не сдержавшись, вставляет свои пять копеек Света.
- Так, девочки! - Резко выпрямляюсь во весь рост. - Давайте без ваших предложений. Я дама взрослая, сама как-нибудь разберусь.
Послевкусие от неприятной встречи с Ириной Витальевной как рукой сняло. Меня больше не мучает озноб, теперь все наоборот: кожа горит, будто меня засунули в сауну, где концентрация горячего пара зашкаливает за все допустимые пределы.
- Мам, ты что, обиделась? - Маруся хвостиком преследует меня, когда я, круто развернувшись, вылетаю вон из кухни.
- Нет, зайка. Просто не люблю, когда во взрослые разговоры вмешиваются детки. - Щелкаю ее по носику, и дочка тут же хмурит бровки. - Одевайся, Марусь. Поедем по магазинам. Нужно будет купить все необходимое на первое время. Завтра будет уже некогда.
******
В гостиницу, где мы с Марусей обитаем последние дни, возвращаемся, когда на город опустились глубокие сумерки.
- Я так устала, - бормочет дочка, задремавшая в детском кресле.
Я, стараясь ее не тревожить, отстегиваю ремни безопасности. Подхватываю малышку на руки, прижимаю к себе.
- Мамуль, давай я сама? - распахивает заспанные глазенки дочка. - Я уже тяжелая.
- Ничего не тяжелая, - усмехаюсь и только сильнее стискиваю Марусю в объятиях, хотя признаюсь про себя, что дочка права. Не думала, что после болезни настолько стану слабой, что даже собственного ребенка на руках будет сложно удержать.
- Мамочка, я уже проснулась и не хочу больше спать. - Малышка елозит на руках, и мне ничего не остается делать, как поставить Марусю на землю. - Давай я пакеты помогу тебе нести?
Малышка подскакивает к багажнику, в нетерпении топает ножкой, ждет, когда открою.
- Нет, сладкая. Все это нам здесь не пригодится. Пойдем. Нужно хорошо выспаться. Завтра рано вставать, помнишь?
Маруся разочарованно вздыхает:
- Жаль. Я бы хотела игрушки кое-какие распаковать.
- Давай это сделаем завтра. Дома. Хорошо? - ободряюще улыбаюсь дочке.
Раскрываю ладонь, и детские пальчики мгновенно оказываются в ней.
- Конечно, мама, я так хочу уже там оказаться. А как ты думаешь, там будут детки, с которыми можно поиграть?
И это было только начало нескончаемой вереницы вопросов от Маруси...
Я по первой отвечаю на них неохотно, вяло. Усталость дает о себе знать. Плюс нервы и неоправданные ожидания. Все это вымотало.
Но чем больше Маруся задает вопросов, тем ярче становятся настоящие переживания: ожидание завтрашней поездки, предвкушение чего-то нового. Эти события вытесняют из головы все недоразумения сегодняшнего дня на задний план.
В итоге вымотанные, но довольные мы ложимся спать.
Стоит мне только оказаться под одеялом и уложить голову на мягкую подушку, как тут же проваливаюсь в сон.
Утро наступает быстро.
Долгий отдых без сновидений дает организму почти полностью восстановиться и зарядиться бодростью. Уже с шести утра я как заведенная бегаю по гостиничному номеру, собирая раскиданные нами вещи.
В груди приятно зудит. Ощущаю, как на меня накатывают волны удовлетворения. Даю себе мысленное обещание, что сегодняшний день будет для меня чертой, которая разделит мою жизнь на "до" и "после".
Хотелось бы еще и из памяти вычеркнуть это "до", но вряд ли получится. Хотя я все делаю для того, чтобы больше не повторить этих ошибок.
- Мам, а точно нам так рано нужно вставать? - врывается в мои мысли сонный голос дочки.
- Если поедем позже, то будем спать с тобой на печи и есть сухие куличи, - улыбаясь, проговариваю скороговоркой.
- Ну и что, я не против, - хмурится дочка.
- Давай вставай, соня. Пока будем ехать, сможешь еще поспать в машине.
Из города выезжаем немного раньше, чем планировала, но это и к лучшему: пробки не люблю.
Остановившись возле торгового центра на выезде, докупаю там все то, что осталось не зачеркнутым в списке. Маруся, как только подъехали на парковку, в миг ожила. Дочка по магазинам любит гулять, потому что ей обязательно что-нибудь да перепадет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Спустя час мы мчим по трассе под звуки музыки, льющейся из динамиков.
Мелодия немного отвлекает от мыслей, быстрой каруселью проносящихся в голове. В груди с каждой минутой становится все теплее и теплее. Умиротворение расползается по телу, согревая его, даря спокойствие.
Я прижимаюсь к рулю, подставляю лицо под лучи утреннего солнца. Ловлю на коже легкий ветерок нового дня. И счастье заполняет меня.
С улыбкой на губах кидаю на Марусю быстрый взгляд. Дочка, прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, дремлет.
Мне неожиданно становится не по себе, закрадываются в душу нелепые сомнения в том, что мою радость может что-то омрачить. Но немного поразмыслив, понимаю, что нет, не сможет. О том месте, куда мы направляемся, знаю только я, ну и Света. Я оставляла ей дочку, когда отлучалась на пару дней, чтобы прибрать дом до того переезда. Без объяснений не обошлось, разумеется.
Отгоняя от себя странные предчувствия, поддаю газа. Дорога пустая. Все вокруг зелено, солнце на голубом небосводе настолько приветливо, что почти заставляю себя поверить в то, что ничего дурного и быть не может.
Глава 21
Хм, не зря говорят: никогда не говори никогда.
Стою на пороге дома, в который обещал никогда не возвращаться, благо повод серьезный. Если бы не приступ отца, ноги бы моей здесь не было. Но дела не ждут. Жизнь не стоит на месте.
- Максим Степанович, вы идете? - вскидывает идеально выщипанные брови юрист, который представляет фирму отца и мою по совместительству.
- Конечно, - сухо отвечаю. Поднимаясь по ступенькам, обхожу юриста и оказываюсь у входа первым.
- Не понимаю, зачем спешит Степан Геннадьевич? Мог бы немного прийти в себя, а потом заняться делами, - сетует мужчина.
- В этом весь отец, как будто не знаете. Ему что взбредет в голову, тут же это немедленно должно быть выполнено.
Юрист проживал ответ губами. Я даже не прислушиваюсь к его словам. Мысли заняты совсем другим. Я размышляю над тем, что сказать отцу. Как донести до него то, что я больше не хочу делить с ним бизнес? Именно сейчас остро ощущаю эту потребность. Иногда, конечно, приходят мысли совсем иного характера. Думаю: «Зачем мне все это? Как же мне все надоело!»
Но неизменно прихожу к тому, что все мы не вечны, в том числе и отец. Я понял в тот день, когда его скрутил приступ. После этого решил окончательно, что нужно все менять. Отношение к отцу, бизнесу и к самой жизни. Тем более сейчас, когда я знаю, для кого хочу стараться и ради кого жить.
Мы проходим в кабинет. Отец сидит за столом, опершись руками о столешницу.
- Ну, здравствуй сын, - он не встает, а протягивает руку для приветствия.
Голос властный, надменный. Глядит свысока, и я замечаю, как Борисов сутулится под его взглядом, сжимается.
Но отец должен так вести себя, по статусу ему не положено быть простачком, а вот я сразу различаю в его высокомерном тоне сбивчивый ритм. Сразу могу понять по его потухшему взгляду, что Сафронов Степан Геннадьевич очень сдал. По-видимому, не шутила Даша, когда позвонила в слезах и просила приехать, так как отцу стало плохо. Вот только я не смог в тот момент переступить через себя. Не смог и все. Сбросил вызов и отключил телефон. Остался дома.
Делаю шаг навстречу отцу, сжимаю похудевшую ладонь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})- Как себя чувствуешь? - не здороваясь, спрашиваю его, усаживаюсь в стоящее рядом со мной кресло.
- Здравствуйте, Степан Геннадьевич, - раздается откуда-то сбоку голос юриста, но его никто не слушает.
Наши взгляды с отцом скрещиваются в молчаливом поединке. Так было всегда. Недовольный мной и моим поведением, он всегда пытался таким образом задавить меня, потому что в те моменты я в оприоре был слаб. Не мог сопротивляться его воле, но сейчас все по-другому. Сейчас я другой. И отец это чувствует, ослабляет напор. Отводит взгляд первым.