Стилист (СИ) - Лось Наталья

Только ласковое слово «алешнічак», пропетое Марусей над огорошенным залом, могло вобрать в себя состояние долгожданной весны, когда ещё не исчез снег, а ольха уже нацепила свои серёжки и готова идти на свидание.

Степан очень хорошо знал, что «алешнічак» — это деревья, и песня никак не относится к его персоне, — но видел в этом неожиданном поступке Маруси тайный смысл. «Жги, Олешка!» — командовала Маруся.

Степан толкнул в бок Стилиста, который застыл соляным столбом возле рампы: «Такие девушки встречаются только раз в жизни. Смотри, не пропусти свою удачу».

К Марусиным ногам спустилась узкая световая дорожка. Ветродуй перестал портить ей прическу, подол платья наконец обрёл спокойствие, и наступила пауза — последняя точка в её выступлении. Маруся даже не подозревала, как сильно она разогрела публику. Сейчас не хватало только цирковой барабанной дроби, как перед смертельным трюком эквилибристов.

Степан и Маруся написали свой сценарий и, совершенно забыли пригласить в эту игру самого Латуна. Но Юрик не протестовал. Внутри него росла и расцветала пока необъяснимая радость ожидания чего-то особенного. Стилист наверняка знал, что всё это придумано, чтобы сообщить миру что-то очень важное. Олешка не разменивался на мелочи, а Маруся готовилась к подвигу только ради спасения. Кого спасала сейчас Маруся — об этом стоило поразмышлять.

Разгадывать Степашкины ребусы было занятно. Но Юрик и представить не мог — что будет, когда Маруся начнёт демонстрировать себя, как пятый элемент.

Она прижала рукой крохотный пульт на боку и «включила» свою тайну.

Поначалу Марусину новость не все разглядели. Степан побежал за выгородку, к работникам сцены: свет в зале в нужный момент не убрали, и слабая митусня лампочек под платьем не впечатляла. Время уходило. Маруся слишком долго стояла без действия. Олешка успел крикнуть Марусе: «Замри», оттолкнул ошалевшего француза, приставленного к осветительным приборам, ринулся к рубильнику и рванул полированную ручку вниз. Зал накрыла кромешная тьма. Олешка намертво прикипел к выключателю, отбиваясь ногами от навязчивых работников сцены, которые пытались оттащить его от щитка, и считал секунды. Их должно было набраться хотя бы на три минуты, чтобы все увидели, ради чего приехала в Париж минская команда.

Свет миниатюрных лампочек пробился сквозь тонкую ткань, и зал ахнул. Мерцающий мягкий рисунок обозначил ребенка в животе модели.

Беременная модель?! Строгое противопоказание для подиумов, и при заключении договоров с маненкенщицами эта тема обговаривалось специально.

Простенькая программка, выполненная аниматором Олешкой выносила мозг на этом параде людей разной ориентации, уже спокойно воспринимавших пустые детские площадки и, как особенную редкость, — пару с ребенком на руках. Малыш, дополняющий Марусино явление народу, двигался и улыбался, сосал палец и открывал глаза.

«Вот, получите! — шептал Степан. — И если еще в этом зале есть нормальные мужики, которые умеют делать детей, и дамы без страха попортить свою фигуру, — я вас уязвлю!»

В темном пространстве зала вспыхнули огоньки зажигалок и дисплеи телефонов. Над потрясенными зрителями заколыхалось море огоньков.

— Ну, значит, не все так катастрофично, — рассмеялся Олешка. — Земля выживет!

Страшный экзамен закончился. Она не успела снять неудобное платье, которое вне подиума смотрелось, как дурацкий карнавальный костюм. Никак не получалось выйти из кольца обступивших её людей с фотоаппаратами, палками селфи, приготовленными для автографа буклетами и яркими рекламными листовками. Маруся порядком устала держать спину, помнить об улыбке, вытянутой шее. Она искала глазами Юрика.

Стилист и Олешка с трудом продрались к ней сквозь представителей прессы, которые просили интервью. Встали рядом как верные часовые.

Переводчик медленно переводил быстрые фразы журналистов, это давало время подумать над ответом. Многие вопросы ставили Юрика в тупик. Он не мог точно ответить где он учился, когда родился. За него отвечала Маруся.

А ей задали всего один дежурный вопрос: что она ожидала от конкурса.

— Только победы!

— Вы так уверены в себе? — удивился переводчик.

— Я знала, где взять силы для удачи. У меня к ней есть ключ, — с вызовом отвечала она.

«Про удачу говорить рановато. Жюри ещё не подводило итоги. — попробовал сбить ей настроение хмурый Парамонов, который тоже ловил «интересный кадр». — Ключ она имеет…» — бормотал он себе под нос, но рассчитывал, что толстуха его прекрасно услышит и пригасит свою широкую улыбку для обложки журнала.

Какой-то особенно настойчивый человек протягивал Стилисту большой конверт.

— Возьмите ознакомиться. Это интересное предложение, — пытался он перекричать шум толпы.

Кто-то громко смеялся и размахивал у неё перед лицом обрывком мятого полиэтилена…

Скорее спрятаться в номере и — в душ. Там нервы сворачивались в маленькие тугие пружинки, нагуливая крепость и силу. Гостиничные дары — игрушечные кусочки мыла и крохотные бутылочки с шампунем, развеселили большую Марусю. Лучшая поддержка настроения — БЕЛИТА в поллитровом исполнении, тот самый оливковый гель, с которым она впервые познакомилась у тетки Юрика. Она прижала к животу прохладную бутылку и направилась в душ.

В дверь стукнули три раза, и она сразу же отворилась.

Парамонов, не дождавшись разрешения войти, стал перед нею, закрутив кренделем руки на груди.

— Девушка-а-а, — как-то с укоризной обратился он к Марусе и даже покачал головой, как делают это учительницы, пытаясь пробудить совесть нерадивого ученика. — Вы сделали ужасное представление, опозорили нашу страну! Я вижу, вы абсолютно не разбираетесь в данном вопросе, а лезете вперёд, ломая и круша все на свете своей кормой, как ледокол «Ленин».

Маруся с удивлением подняла брови: какая идеологическая муть в мозгах у этого клоуна! Какие образы!

— Что ты там лепечешь? — рассердилась она.

Фрик не мог вызвать у неё ничего кроме ироничного смеха: оттопыренные пальчики, напомаженные волосы, и ей показалось что у него подведены глаза и подкрашены губы. На щеках лежал грим — и как художественно оттенена темным щетина! Прическа — с бигудями, что ли? И серёжка в ухе, ну точь-в-точь как та, которая была у Юрика в прошлой жизни. Нарисовал себе лицо, украсился. Конечно, он из «этих», пришёл отодвинуть Марусю на задний план.

Маруся налила себе стакан воды, чтобы успокоиться и восстановить дыхание. Она делала медленные глотки и раздумывала, как выпереть неожиданного гостя из номера.

— Откуда вы взялись, из какого далека приехали покорять изысканный Париж? — продолжал напыщенно вещать Парамонов. — Я привез сюда спасённую коллекцию Юрия Латуна, сделал все для того, чтобы она участвовала в конкурсе, а вы своим присутствием испортили и уничтожили работу нескольких лет!

— Говорите медленней. Я не могу понять, чем я могу вам помочь, — спокойно отвечала Маруся, разглядывая его тонкие запястья, увешанные какими-то детскими браслетиками из цепочек с вплетёнными перышками, стеклянными бусинами, крестиками, и не могла отвязаться от мысли, что сейчас единственное ее желание — увидеть это лицо без грима и помады. Универсальная фраза, рекомендованная психологами для остановки потока негатива, не сработала.

— Вот скажите, откуда вы появились в жизни Юрия Латуна? — не унимался Парамонов.

Казалось, он вот-вот расплачется — до чего же кислым было его лицо.

— Куда вы сунетесь со своими толстыми ляжками, разрушая идеи высокой моды?

Он становился все агрессивней, и Маруся пожалела, что рядом нет ни Юрика, ни Степана. Ну не драться же с этим смешным мужичком, хотя в своей весовой категории Маруся победила бы его.

— Как вас зовут? — попробовала она сбить его.

— Константин.

— Ну надо же, я думала, что вы девочка, переодетая в мальчика, и голос такой, как у девочки, — совершенно искренне удивилась Маруся.

Она плавным движением взяла с туалетного столика гель, приготовленный для душа, и, свернув головку бутылки, налила в стакан, из которого пила, граммов 50 тягучего мыла. Оно красиво осело на дне, пришлось размешивать его шариковой ручкой, которую подобрала тут же, возле зеркала. Мыльная пена полезла за край стакана.