Обжигающая грань (СИ) - Верная Карина

И именно в тот день, когда я с трудом, еле разогнувшись, без единого живого места на лице, добрался домой, произошёл первый грандиозный скандал. Наказаний было много, но главным стал запрет выходить за пределы нашей калитки, что для меня — любителя тайно порисовать в тихом местечке на лугу, оказалось неприемлемо.

Я впервые пошёл наперекор до конца, бездумно рассорившись с родителями, и на следующий день просто сбежал из дома, насколько это позволяла ноюще-режущая боль по всему телу. Но меня больше беспокоила кровоточащая рана в душе. Предательство Лены никак не вязалось с её совершенным, выдуманным мною образом самой лучшей девушки. Она ведь знала, что я созрел признаться в своих чувствах и даже подала надежду, попросив сделать это в особенном месте, которым в итоге оказался заброшенный дом — ловушка. Дубцова заманила меня туда не дрогнув, загадочно улыбаясь по пути, хотя прекрасно осознавала, чем для наивного паренька закончится этот поход.

Я был чертовски зол, рассержен, подавлен и разочарован. Моральное и физическое унижение не шло в сравнение с горечью от безответной любви, прорвавшей в груди огромную дыру.

Хотелось, истошно вопя во всё горло, удрать от собственных ядовитых чувств, и найти безлюдное место, в котором получится выпустить удушающие эмоции наружу.

И я шёл, не задумываясь о том, куда иду, стараясь не останавливаться. Крайне досаждала правая нога, опираться на которую становилось всё невыносимее. Но я не сдавался: упрямо дохромал до луга и поставил себе цель доковылять до дальнего озера. Оно всегда пугало меня, одновременно завораживая. Возникло стойкое желание нарисовать именно этот водоём. И это желание привело меня к Ивану Рыльскому.

Я сразу узнал его в дико испуганном, беспомощном парне, судорожно бултыхающемся далеко от берега. И, мне кажется, Рыльский тоже узнал меня, когда всё же успел набрать в легкие воздух и попросить о помощи.

Ни единой мысли о мести не возникло в моей голове, но меня парализовало ужасом — состояние аффекта оглушило и ослепило.

Понятия не имею, как долго я бездействовал, на сколько жизненно важных секунд, а может и минут, замерев отключился, безвозвратно упуская возможность спасти человека.

Очнулся ошалелым, стоя по колено в воде, но Иван из виду уже пропал. Только тогда я смог пошевелиться и, забыв про все свои физические увечья, понёсся звать на помощь.

Первый попавшийся мне на пути мужик какого-то хрена решил, что я его разыгрываю, но на мой крик сбежалось и несколько адекватных человек, которые отреагировали, как полагается.

Я не смог уже заставить себя вернуться на то озеро, находясь в глубокой прострации, но вскоре к нам домой наведалась полиция. Сообщили, что Ивана откачать не удалось, и расспрашивали о том, что я видел.

На тот момент меня охватила паранойя: я был уверен, что подозреваюсь в убийстве Ивана, и скоро начнутся допросы, как в фильмах. Поэтому, трусливо промолчал о своей заминке на озере, уверив полицейского, что сразу кинулся за помощью.

Никому до Венеры я не признавался, что скрыл часть правды. Даже своему психотерапевту. Но эта чёртова правда до сих пор грызёт, периодически измываясь надо мной в ночных кошмарах или накрывая приступом паники. Она не дает забыть об утонувшем на моих глазах парне, которому так и не стукнуло девятнадцать.

Это нестерпимо давящее чувство вины — мой личный крест до конца дней. И навечно оставшийся без ответа вопросы: почему я не прыгнул за ним в озеро? Что со мной произошло?

Да, к своему стыду, я до одиннадцати лет не умел плавать и до чёртиков боялся глубоких водоёмов. Спасибо за это родному дяде-идиоту, который додумался в детстве во время рыбалки столкнуть меня с пирса. «Жить захочет — поплывет!» — был его навеянный алкоголем и безмозглостью аргумент.

Сколько бы родители после этого случая ни наседали и ни пытались пристыдить меня неумением плавать, я категорически отказывался заходить в воду дальше, чем по пояс.

Но всё изменилось, когда над моей фобией посмеялась красивая рыжая девчонка — Лена Дубцова, и взяла на понт. Я психанул и по возвращению в город попросил маму записать меня в бассейн на секцию плавания. А через год с гордостью продемонстрировал свои навыке подруге-задире.

Так что, боязнь воды может на тот момент и оставалась где-то на подкорке, но никоим образом не оправдывала мою заторможенность и временное бездействие по отношению к тонущему человеку.

Когда чистосердечная исповедь подошла к концу, а Венера так и не произнесла ни слова, мне буквально перестало хватать кислорода. Я шумно вскочил и, пошатываясь, поспешил к выходу из комнаты, осмелившись только коротко глянуть на побледневшее лицо девчонки и выдохнуть из себя искреннее: «Мне правда жаль! Прости!»

На улице пришёл в себя не сразу, наматывая бесконечные круги по парку. Я думал после откровенного признания полегчает и отпустит. Скорее всего, так оно и произошло, но тут же сменилось язвительным стуком в ушах: «Поздравляю! Теперь она тебя до конца жизни будет ненавидеть и презирать!»

***

Знаете, Ярик — отличный друг. Один из тех людей, которыми я открыто восхищаюсь. Он позитивный, харизматичный и надежный. Но больше всего я ценю в нём — прямоту и честность.

Когда я спросил Богданова, как выкинуть из головы и сердца конкретную девушку, он, не задумываясь, ответил: «Никак! Первое время тебя будет тошнить от других женщин, иногда — от самого себя, но в конце концов ты найдёшь заменитель».

Заменитель… Звучит отвратно, но через пару месяцев депрессий и самокопания, литров выпивки и смены ещё двух мест работы, ссоры с сестрой и родителями, я остро почувствовал, что меня тяготит одиночество.

Даже странно. До истории с Венерой привык считать себя заядлым холостяком и даже радовался свободе, а сейчас мне не хватает человека рядом. Именно девушки. И не только для того, о чём вы могли подумать. Мне хочется просто быть кому-то нужным. Разве это ненормально?

Я никогда не верил в силу мысли или провидение, но факт остаётся фактом: как только я задумался о том, что устал мучать себя пустыми надеждами, в моей жизни появилась девушка.

Мы познакомились не при самых приятных обстоятельствах: я помог ей отвадить от себя несколько нетрезвых, возомнивших себя крутыми и взрослыми парней-подростков. Пришлось даже одного из них припечатать к стенке, вразумив видом моего, недавно разбитого в кровь кулака у самого его носа и парочкой красноречивых фраз. Но этим дело и кончилось.

Недосмельчаков как ветром сдуло, а девушка в знак благодарности предложила сходить с ней на выставку к подруге. Я отказался и даже попрощался с симпатичной незнакомкой, но сделав пару шагов в сторону, передумал: «К чёрту всё! Пора жить дальше!»

Мы с Кирой встречались всего три недели, когда я, доведённый до ручки поисками достойной работы и своими взбесившимися тараканами, предложил ей переехать из этого города. Она даже не спросила куда. Единственным её вопросом было: «Сколько у меня есть времени, чтобы собраться?»

Говорят: «Время и смена обстановки лечат». Ну что ж… Посмотрим.

Часть 2

Глава 22

Спустя почти два года.

— Екатерина, проходите, пожалуйста! Илья Анатольевич готов вас принять. Екатерина?

А? Почему эта высокая стройная девушка в стильном брючном костюме цвета озорного томата, которая, по-видимому, только что, виляя бёдрами, сошла со страниц модного глянцевого журнала, уставилась на меня? Не потому ли, что…

Упс! Это ж я Екатерина. Отличное русское имя, не находите? А главное — простое. Когда ты Катя, Маша, Даша — никому и в голову не придёт сворачивать себе шею, чтобы посмотреть, как именно выглядит девушка с таким привычным женским именем.

А на меня ещё с детского сада странно косились мамаши и их надоедливые детки, постоянно переспрашивая: «Как-как? Вера? Валера? Фанера?»