Научи меня любить (СИ) - Светлая Есения

Яна неуверенно, чуть улыбнувшись, отрицательно помотала головой в ответ.

— Вот и хорошо, вот и ладно. А ты иди, моя касатка, иди. У нас тут с дедом утренние процедуры. Освобожусь, потом и Лешку пригласим.

Словно во сне, Яна медленно перебирая ногами, вышла во двор. По пути, без разбора схватила и накинула на себя первую попавшуюся рабочую курточку. Воды набрать, баню затопить… Господи, это что — экзамен?

Постояла несколько минут у крыльца, продышалась.

Осмотрела двор, словно видя его впервые. Вроде бы все в порядке, все то же, что и всегда. Лишь только легкий намек на запущенность, на ветхость, на отсутствие мужской руки. Вот покосившаяся калитка в полисадник, вот рассохшиеся створки окна на веранде, которые нужно лишь чуть подправить после весны. У карды — тачка со сломанным колесом, ожидает свою очередь для ремонта.

Что же это? Как давно? Почему она, Яна, ничего не знает о состоянии свекра? И Сашка, вскользь упоминая, что отец болеет, никогда не говорил, насколько серьезно. Лишь ездить в деревню сам стал чаще, объясняя, что родители стареют и им нужна его помощь.

Яна вспомнила, как были они вместе с Сашкой тут перед Новым годом, приехали на денек в гости. И действительно, ведь уже тогда Василий Петрович, скорее всего, не ходил. Он практически целый день просидел на диване в зале, у телевизора. К нему туда же и стол праздничный поставили, накрыли, пообедали всей семьей. Не вставал ни разу, не выходил даже покурить.

Обвинять Сашку в том, что ничего не объяснял? Только вся правда в том, что сама она ни разу не интересовалась. Ни разу не спросила подробнее, только так — дежурные фразы. Стало мучительно стыдно за свою черствость. За свое такое поведение. Но откуда ей брать пример? Ее родители намного моложе, не болеют, да и видит она их раз в полгода. И не дай бог у них спросить о здоровье, они сочтут это за оскорбление.

Яна разыскала Лешку. Тот, пыхтя от натуги, таскал из дровника охапками полешки и складывал их возле печки в предбаннике. Увидев Яну, снова ушел.

Что же делать…

Ну, была не была. Яна направилась к бане. Внимательно осмотрела печку, открыла вьюшку. Видела как-то, как это делал Сашка.

Еще немного постояла в задумчивости, а потом натолкала полную топку дров, подложила газет, зажгла.

Пришел Лешка, сложил еще четыре полешка и тут же ретировался, явно не собираясь оставаться рядом с мачехой.

Яна же упорно уже несколько минут безуспешно пыталась разжечь дрова. Зажигалка кончилась.

Идти к свекрови, сознаваться в своей полной никчемности?

Может Лешка знает, как правильно? Тот, легок на помине, уже вернулся, нырнул любопытным носом в дверь, оценил ситуацию и, кажется, собрался уходить прочь.

— Леш, мне помощь твоя нужна.

— Моя? Тебе? — Лёшик резко остановился, чуть не развалив им же сложенную маленькую поленницу дров, и недоуменно уставился на Яну.

— Мне Леш, мне, — тихо пролепетала она. — Надо баню затопить. А я не умею. Поможешь?

— Что, совсем-совсем?!

— Представляешь, совсем-совсем… Ни разу не делала ничего подобного. Ты сможешь, подскажешь? А я зажигалкой сама, чтобы тебе не обжечься.

— Ну уж нет, что я совсем маленький, что ли. Я и сам разжигать умею. Это самое лучшее.

— Ну так что? Научишь?

— Ага, — сменил гнев на милость этот постреленок и на его лице вместо нахмуренных бровей уже сияла счастливая улыбка.

Яна уступила коронное место у топки, присела чуть дальше, на маленькую самодельную скамью.

Лешка, как заправский печник, тихо ворча и поругиваясь, вытащил из топки набитые доверху дрова, вычистил золу, аккуратно собрав все в ведро, а затем ловко соорудил из тонких щепок шалашик. И тут же чиркнул спичкой, не дав Яне сообразить и опомниться.

Маленький "шалашик" обдало жадным красным языком и через мгновение он занялся ровным ярким пламенем. Лешик поправил вьюшку, набрал тонких чурочек, заготовленных заранее и лежащих тут же, в небольшом ящике у печи, аккуратно разложил на огонь. Тот, сначала нерешительно попробовал новое угощение, а потом, с еще большей жадностью, принялся и за сухие чурочки. В ход пошли дрова. Их, в отличие от Яны, Лешка положил всего несколько штук, при этом стараясь не задавить разошедшийся в печи огонь.

Ждал, молча наблюдая за своим прирученным рыжим зверем, когда же тот основательно примется за работу, и наконец-то можно будет прикрыть чугунную тяжелую дверцу.

Яна с каким-то детским неподдельным восхищением наблюдала за всем процессом, заглядывая из-за Лешкиной спины, отмечая для себя, насколько он похож на Сашку. Такой же серьезный, уверенный в правильности своих действий и решений, не принимающий ни жалости, ни помощи. И впервые это сходство вызвало у нее легкую улыбку. Интересные все же эти мальчишки.

54

Мягкое тепло проникало внутрь, постепенно расслабляя дрожащие от усталости мышцы. Жаркую баню Яна никогда не любила, а потому пошла мыться самая последняя. Уселась на полог и разревелась. Не от жалости и безысходности, нет. Просто от обычной физической усталости. И завтра, скорее всего, она вряд ли сможет пошевелиться.

Такой нагрузки она не получала, даже занимаясь спортом. А всего прошел лишь день в деревне. Она вызвалась помочь замотавшейся свекрови, а та не стала отказываться.

Яна даже представить себе не могла, насколько загружен окажется ее день. И дела вроде бы простые: натаскать в баню воды, прополоть две грядки моркови, накормить курей, нарвать травы поросенку, порубить ее, смешать с фуражом и скормить, начистить картошки для обеда, повесить постиранное белье, полить цветы на клумбах во дворе и в полисаднике, помочь приготовить ужин, повесить выглаженные свекровью шторы… И еще куча маленьких дел, которые Яна сейчас уже даже не могла сразу припомнить.

Она с жалостью посмотрела на свой испорченный маникюр, погибший смертью храбрых на грядках с морковью. Кажется, она подергала там чуточку лишнего. Куры, будь они неладны, разбрелись по двору, пока она кормила поросенка в сарае. Зашли в открытые сени, нагадили на чистый пол и обувку. Поклевали какие-то запасы. Лешка, правда, помог их загнать на карду, но отмывать полы от куриных фекалий пришлось все же ей. И постоянное таскание воды в ведрах окончательно добило Яну. В самом доме, конечно, был и водопровод, и слив, но для хозяйственных нужд воду приходилось качать с колонки. Кошмар какой-то. На дворе 21 век, а здесь просто все предпосылки для каторги.

Яна неспешно размочила мочалку в горячей воде, намылила и, стараясь не травмировать воспаленную кожу, провела ею по исцарапанным ногам. Четыре синяка, разодранное бедро — сама налетела на забор— и в результате садина, размером с ладонь. Гармоничным узором к ней — россыпь мелких царапин. Последние появились благодаря взбалмшному петуху, который залез в малинник. Когда она его выташила оттуда за хвост, он умудрился в благодарность за свое спасение еще раза четыре больно клюнуть Янку. В итоге на руках тоже замечательные кровоподтеки.

Слезы снова хлынули безудержным потоком. Видимо, пока все не выльются, так и будет она сидеть здесь в бане.

Весь день она обдумывала, как начать разговор со свекровью, но та была постоянно занята. И казалось, что Яна забрала у нее какие-то хлопоты, но по факту у Нины Григорьевны их было намного больше, чем у Яны.

Главный виновник сегодня был без настроения: у свекра постоянно что-то болело, то ему хотелось пить, то есть, то газету, то холодно. Жена безропотно исполняла его просьбы, умудряясь держаться добродушно, подшучивая над ворчащим дедом, словно все это для нее сущие пустяки.

Яна, у рывками выспрашивая о здоровье Василия Петровича, поняла, что после осеннего микроинсульта недавно случился еще один. И ноги, болевшие у свекра с молоду из-за закупорки вен, ослабли совсем. Он их конечно немного чувствовал, но вот ходить не мог и злился на себя и на всех окружающих за то, что остался недвижим. Всё же тяжело было принять ему ту истину, что теперь он стал инвалидом и вряд ли будет ходить.