Это небо (ЛП) - Доутон Отем
Поговорить? Серьезно?
— Хочешь поговорить?
Мне нужно это прояснить. Мне нужно это записать, подписать, заверить у нотариуса, отнести судье и внести в протокол.
— Новый статус: ей нечего тебе сказать! Возвращайся в Эл-Эй, сходи на колонотерапию, сделай селфи или еще чего.
Джули, давняя сторонница концепции «власть женщинам», включает полноценный режим стервы. Руки она упирает в бока, подбородок воинственно опускает. Того и гляди изо рта вырвется пламя.
За плечо я тяну ее в сторону балкона, чтобы посовещаться.
— Джулс, — шепчу я дрожащим голосом, — иди домой. Я скоро приду.
Она округляет голубые глаза.
— Идти домой? Только не говори, что веришь ему на слово. Мне напомнить, какая он паскуда? Перечислить список его преступлений против человечности?
— Не верю я ему! — отвечаю я, выпятив грудь. — Мне надо… — черт, я не знаю, что мне надо, — остаться одной.
Джули не рада. Она смотрит на небо, делает успокаивающий вдох, словно готовится к битве.
— Ладно, — бурчит она.
— Не надо так, — расстроенно прошу я.
Она глядит куда-то вдаль.
— Нормально все. Будь осторожна. — У входа в квартиру она тычет двумя пальцами в Рена и злобно шепчет: — Чума на твой дом, Рен Паркхерст.
Не знаю, то ли смеяться, то ли морщиться.
— Занятно, — улыбается Рен, когда мы остаемся одни.
Я молчу, тереблю низ футболки и переминаюсь с ноги на ногу.
— Значит, ты хочешь поговорить?
Он заглядывает мне в глаза.
— Да, поговорить. Это когда я произношу слова, а ты слушаешь и отвечаешь. — Я не хмыкаю в ответ на шутку, и он добавляет: — Неподалеку есть кофейня. Можно пойти туда и выпить по чашке кофе. Я прошу всего несколько минут.
— Не думаю, что ты имеешь право что-то просить. Даже несколько минут.
— Джемма, — произносит он умоляющим тоном, лицо превращается в маску раскаяния. Он тянется к моей руке, но я отступаю. — По-твоему, я не понимаю, что я облажался? Не знаю, слышала ты или нет, но у меня ехала крыша.
— Я слышала про арест. — Сжимаю потные руки в кулаки. — И видела ролик.
— Тогда ты знаешь, что я по тебе скучаю. Время вспять не повернуть, но ведь можно вполне по-человечески выпить вместе кофе. — Он закрывает глаза и делает вдох. — Я тебя люблю.
Каждая брошенная девушка хочет слышать: «Я скучаю», «Я тебя люблю», «Я облажался». Несколько недель назад я представляла этот момент по меньшей мере дюжину раз. Но в мире фантазий меня однозначно не мутило от замешательства.
— И что я должна ответить?
Он подходит ближе. Не успеваю и глазом моргнуть, как он теплой рукой обхватывает мое запястье. Жест настолько успокаивающий и знакомый, что тревога, бередящая душу, утихает.
— Отвечать ты ничего не должна. Но на кофе соглашайся.
Лэндон
Когда я впервые пригласил Джемму посерфить, она сказала, что некоторые вещи не меняются — например, закон Ньютона, законы Кеплера о планетных движениях, теория относительности. Теперь в список можно добавить еще кое-что: вечный холод в больницах.
Клаудия расхаживает туда-сюда. Уже два часа она ходит по коридору, освещенному люминесцентными лампами. Руки сложены на груди, тело напряжено и неподвижно, словно ее обернули в целлофан. Ее трясет, потому что здесь холодно, как в мясохранилище. Но стоит предложить ей остановиться и сесть или хотя бы накинуть мое худи, она вонзает в меня взгляд, который вывел бы из себя даже Чака Норриса.
Смит здесь, с нами. Он либо кружит по приемной, останавливаясь, чтобы посмотреть на акриловые картины, словно он в художественном музее и анализирует разновидности и значение цветов, либо ходит к ближайшему автомату за никому не нужными снеками и газировкой.
В приемной мы не одни. Напротив меня мужчина в полосатой футболке сидит с девушкой, которая уткнулась заплаканным лицом ему в руку. Он дрыгает ногой и проверяет телефон, словно информация о жене каким-то образом материализуется в ленте «Фейсбука». Рядом с журналами сидит пара. Их дочь упала и ударилась головой о бордюр.
Каждый раз, когда в конце коридора разъезжаются стеклянные двери, все поднимают глаза и задерживают дыхание. Иногда кто-то останавливается, но в основном все быстро проходят мимо — наверное, спешат домой или в кафетерий. Иногда у людей угрюмо поджаты губы, а взгляд серьезный. Но, как правило, все улыбаются, словно только что услышали шутку. Меня это бесит, но потом я думаю: «А что еще остается, если ты этим живешь?» Честно говоря, когда люди проходят мимо, все вздыхают с облегчением. Мы все ждем новостей, точнее, правильных новостей. Отсутствие новостей — это неплохо.
Я все время вспоминаю последний визит в больницу. Это случилось тем самым вечером, когда я угробил свою карьеру. Тогда я был в хлам. В глазах мутилось, я слышал белый шум. Окровавленный кулак распух после того, как я вмазал копу. Мне наложили десять швов около линии роста волос, поскольку меня били головой о тротуар.
Медсестра в темно-зеленом халате что-то мне дала.
— Чтобы не чувствовать иглу, — сказала она.
Чувствовать? Смешная шутка. В таком состоянии я не чувствовал вообще ничего.
Тем вечером мне предъявили обвинения, полицейский не отходил от меня ни на шаг. Я даже в туалет ходил с копом, смотревшим, как я расстегиваю ширинку.
Иронично. Сейчас я хочу поговорить с полицией, но на вопросы ответить некому.
— Лэндон. — Я смотрю на Смита. Видимо, он зовет меня не первый раз. — Все будет хорошо.
— Н-да? — заламываю я бровь.
— Естественно. — Он падает на стул рядом со мной и кладет ногу на колено. С тяжелым вздохом он осматривает коридор, следит глазами за сестрой. — Хочешь что-нибудь из автомата?
Я качаю головой и моргаю, чувствуя, что веки замерзли.
— Точно не хочешь, чтобы я позвонил Джемме?
Я поджимаю губы и бросаю:
— Нет, сначала надо что-нибудь узнать.
Со вздохом он смотрит в сторону регистратуры.
— Такими темпами на это уйдут годы.
Он прав. Эбби в операционной уже несколько часов, никто ничего не сообщает. Мы точно знаем, что в 2:22 ночи сосед нашел Эбби на полу в ванной и вызвал скорую.
Сотрудники скорой ее стабилизировали, но возникли осложнения — что-то с сердцем. Она приходила в себя и сказала, что приняла бензо и вколола дилаудид.
Больше мы ничего не знаем. Мы задавали вопросы, но ответы получали размытые: «Врачи делают что могут», «Скоро что-нибудь будет известно».
Так что мы ждем.
К нам подходит полицейский.
Следователь в желтой рубашке с короткими рукавами принимает мое заявление. Все проходит быстро и продуктивно. Я рассказываю, что видел ее вчера. Да, я знал, что она опять употребляет. В конце он дает мне визитку и хлопает меня по спине, словно мы друзья.
Клаудия смотрит на меня круглыми глазами. Она делает осторожный шаг вперед.
— Ты ее видел?
Вопрос рассекает воздух. Ответ застревает в горле. Я сглатываю горечь. Я начинаю говорить резким голосом, но шорох стеклянных дверей и топот шагов меня останавливают.
Все поворачиваются в одном и том же направлении. Кровь приливает к голове, я думаю о ветрах, сносящих линии электропередач, о гигантских волнах, поглощающих берег.
На этот раз нет игривой улыбки и целеустремленной походки. На этот раз серьезные глаза устремлены на меня.
Глава 22
Джемма
— Макиато с фундуком скоро будет готов.
Пока Рен делает заказ, я цокаю языком и сквозь запотевшее окно смотрю на хаос, разворачивающийся на тротуаре: молодая мать, толкающая коляску, уворачивается от скейтбордиста, мужчина в элегантном деловом костюме разговаривает по телефону и яростно размахивает руками, чуть дальше нетерпеливо сигналит водитель, безупречно одетый пожилой мужчина истошно кричит что-то по-испански.
Не знаю, что я здесь делаю. Не знаю, что я чувствую. Мне не грустно. Мне не радостно. Ауровед наверняка решила бы, что я сложная и замкнутая.
