Наследник для чужого мужа (СИ) - Шайлина Ирина
— Слишком лично, — ответил я. — Засовывать своего эмбриона в другого человека. Владу привёз я, увезу тоже я, и ни смей ни словом, ни взглядом её обидеть.
— Как все серьёзно у вас! — крикнула Юля вслед.
Плевать. Главное узнать результаты, главное, что Владе ничего не ляпнула. Владу я стараюсь собой загораживать, словно прячу её от жены. Юлька хмыкает, а я Влада словно и не замечает — вся в себе. В какой-то момент Владу увлекли в соседний кабинет, Юлька шагнула ко мне. Маленькая такая, со всех сторон родная, и одновременно — совершенно незнакомая.
— Если ты её уже трахнул, — словно между делом заметила она. — Влада может вообразить, что это её ребёнок.
— Она беременна.
— Пффф… беременность — не болезнь.
Да, потому что ты не видела этой иглы. Страха в её глазах не видела, дрожащих рук. Не удивлюсь, если ты знала все, знала и все равно не пришла. Но дверь открывается, входит врач, он бережно придерживает Владу под руку.
— Если все в полном составе, — говорит он. — Не вижу смысла тянуть дальше.
Юля, как бы не храбрилась, побледнела. Влада сцепив пальцы, опустила взгляд, пряча свои эмоции. Я пододвинул стул и сел между двумя сёстрами.
— У меня несколько новостей, — продолжил врач. — И хорошие, и плохие, и… средние.
— Давайте с хороших, — поторопила Юля. — Скорее.
— Ни одного синдрома у плода не обнаружено, поверьте, мы проверяли тщательно. Это безусловно хорошая новость. Плод очень крупный, не все его кости развиты… пропорционально, поэтому риск был велик. Но… не все так гладко. У плода имеется несколько сращений костей. Одна из костей свода черепа — скафоцефалия, лучевой кости. Есть подозрение на диафрагмальную грыжу. Это когда часть внутренностей не удерживается в брюшной полости и сдавливает лёгкие.
Мы молчим. Все трое молчим, хотя четверо — доктор тоже. Ему проще, он хотя бы знает, о чем говорит. Я могу только догадываться. Все эти слова звучат страшно, их слишком много для одного маленького создания, движение которого я смог почувствовать ладонью. Мне нужно знать точнее.
— Если бы все эти пороки развития не сочетались, я бы настаивал на родах. Всё это излечимо. Диафрагмальная грыжа может доставить хлопот, но при своевременном вмешательстве вы забудете о ней через пару месяцев. Хороших хирургов я знаю. Последствия сращения лучевой кости можно максимально выровнять к шести годам жизни ребёнка. Скафоцефалия в наше время успешно лечится, у вас сращен лишь один участок шва, операция неизбежна, но исход благоприятный. Решать только вам. Задавайте вопросы.
— Вы можете гарантировать, что ребёнок будет умственно полноценным?
Вопрос от Юли. Я, если честно, именно об этом ещё не думал. Я думал о том, способен ли маленький ребёнок вынести столько боли, сколько принесёт ему возможное лечение. А врач улыбнулся грустно, развёл руками.
— Я атеист, — сказал он. — Но порой так и хочется сказать — все в руках бога. И совершенно здоровые дети, рождённые после идеальных беременностей порой оказываются умственно неполноценными. Гарантии я вам дать не могу, и не собираюсь этого делать.
— Мне нужно подумать, — сказала Юля. — Подумать и поговорить с вашими хорошими хирургами.
— У меня ещё час времени для вас. И имейте ввиду — во всем остальном ваш ребенок развит идеально. Он крупный и подвижный. Но… принимать решение только вам.
— Сутки. Мне нужны сутки. И да, решение принимать только мне.
Юлька пододвинула к себе стопку бумаг и принялась внимательно их изучать, периодически забавная вопросы вполголоса. А я смотрел на фотографию. Юля схватилась за документы так яростно, что фотография, распечатанная на тонкой бумаге просто слетела и спланировала мне под ноги. На ней — мой ребёнок. Даже удивительно, живота у Влады почти нет, а ребёнок внутри НАСТОЯЩИЙ. Я вижу растопыренную пятерню, словно малыш тянется схватить что-то. Округлый лобик, чёткую линию носа. Даже видится вдруг, что нос — мой. Только маленький совсем. Ребёнок кажется совершенно нормальным, здоровым и очень беззащитным. Думаю вдруг, а кто мы такие? Какое мы имели право буквально насильственно заставлять тебя жить, а теперь решать оставить тебя или утилизировать?
Из моих мыслей меня выдернул всхлип. Повернулся мгновенно к Владе. Нет, не плачет. Руку прижимает ко рту, глаза — круглые. Сейчас её вырвет, понимаю я, мы это уже проходили. Помогаю подняться, веду прочь, я помню, где ближайший туалет, плевать, что служебный. Стою, прислоняюсь к стене. За дверью характерные звуки — Владу выворачивает. Чуть дальше по коридору другая дверь, приоткрытая. Из-за неё доносится голос Юли, которая взвешивает шансы нашего ребёнка.
Глава 23. Влада
Куджо здесь не нравилось. Но терпел он стоически. Мне кажется, этот мудрый маленький пёс решил, что его дом — это я. А к стенам привязываться не стоит, они постоянно меняются. Стабильным остаётся лишь одно, хозяйка, только пузо у неё день ото дня круглее…
Все случилось слишком внезапно. Я говорила себе, что готова ко всему. Жизнь подготовила… Я получила сразу две новости. Первая — малыш болен. Вторая — он сможет жить, он не безнадёжен. Но… В глазах Юли мне чудился приговор. Она озвучивал цифры, шансы ребёнка таким сухим голосом, что мне стало плохо в буквальном смысле. Меня рвало в больничном туалете, и думалось, я не судный завтрак исторгаю, а нахер, выблевываю всю свою жизнь.
— Всё будет хорошо, — обещал Юрка.
Но мне не пятнадцать лет, не десять, не пять. В верю в только то, что делаю сама. Ждать чего-то от других, дохлый номер. Любви я ждала, так сильно, что себя за этим желанием не видела. Что я получила? Юлю, которая не стала мне ближе. Нет, в каком-то смысле безусловно стала, мы ща последние месяцы виделись чаще, чем за предыдущее десятилетие. Я получила два поцелуя Юры. Ни об одном из них я не жалею, но чётко понимаю — ворованные. Когда все закончится, он уйдёт со своей красивой маленькой женой, чем бы это закончилось.
В тот день Юля позвонила мне вечером. Её контакт я разумеется, разблокировала, сразу, как закончилась безудержная храбрость, яростная и скоротечная. Позвонила. Она молчит и я молчу. Я жду, а она, наверное, ищет слова.
— Я была у всех, — сказала она наконец, когда я готова была взорваться криком, только бы эту тишину не слушать.
И снова замолчала, нет сил уже ждать слов.
— И?
— Если бы это была девочка, Влад…
Мне не стало плохо. Меня не начало тошнить от страха. Я аккуратно села в кресло. Живот напрягся, а потом расслабился. Главное, дышать, главное — спокойствие. Сижу, слушаю Юлю. Она говорит о том, что операций будет слишком много. Что малышу будет больно и тяжело. Думаю — а умирать разве не больно? Он же есть, этот ребенок. Во мне, я его чувствую. Его движения лёгкие и хаотичные, но пройдёт пара-тройка недель и они станут сильными и уверенными.
Только… не будет у него этих недель. Интересно, он умрёт сразу или родившись ещё несколько долгих минут будет страдать, не в силах понять от чего мир так жесток? Почему выгнали из тёплого гнездышка во враждебный мир, полный воздуха, который несёт гибель не развитым ещё лёгким? Дадут ли мне подержать его стремительно теряющее тепло тельце? Или унесут сразу, ведь я никто, я не имею права… инкубатор просто.
— Юль, — сказала я, когда она устала говорить и заткнулась. — Ты же понимаешь, что ту, погибшую девочку уже не вернуть? И не заменить. Это разные дети, Юля.
— Нет никакой связи, — сухо ответила она. — Никакой. Если только в твоём воображении. Не стоит искать двойное дно там, где его нет. Просто я очень хотела дочку. Любую, главное — свое. А мальчик калека… Мне показывали фотографии, Влада. Рука может остановиться в развитии и просто усохнуть.
Все это были только слова. У Юли было много денег, а у Юрки — и того больше. Нет, я никогда не завидовала ничему благосостоянию, я просто радовалась когда могла покрыть ипотечный платёж и оставалось немного. Мне не нужно было многого. У меня были пятницы, у меня были танцы до упаду и маргарита. Мечты о любви, которой не могло быть. Мне… хватало. Пусть не на счастье, но на жизнь точно.
