Екатерина Вильмонт - Артистка, блин!
— Ты верна себе! — констатировал Стас, отобрал у нее сумку, достал из кармашка ключи и отпер большую стеклянную дверь.
— Прошу вас, дамы!
Стэлла с волнением ждала этой встречи. Вдруг опять Стас ошибся? Он знакомил ее со всеми своими женами, и ни одна из них ей не нравилась. А эта совсем другая. Обаятельная и глаза испуганные. И Стас так на нее смотрит… На тех никогда так не смотрел…
— Вот гляди, Варежка, настоящий голландский дом! Четыре этажа, на каждом по одной комнате. Пошли, покажу. А на верхнем, самом высоком, я сам смастерил для себя полати, красотища!
— Ну да, ему обязательно нужна нора! Варя, а при вас можно курить?
— Да ради бога!
— Уже хорошо! — улыбнулась Стэлла. — Стас, а ты не мог бы взглянуть, что у меня в комнате с верхним светом? То горит, то не горит…
— Сию минуту, родная. Варежка, я быстро!
Кухня, где сидели Варя и Стэлла, была уютной, вполне современной, светлой. Действительно, розы Стэлла поставила в темно‑синий эмалированный бидончик.
— Как красиво! — ахнула Варя. — Лучше любой вазы!
— Ты его вправду любишь? — огорошила ее вопросом Стэлла.
— Умираю от любви, но боюсь… Он такой властный, а при этом ужасно ранимый…
— А бывает просто бешеный.
— Я его таким пока не видела.
— Бог даст и не увидишь… А ничего, что я говорю вам «ты»?
— Мне это только приятно, вроде как признали за свою.
Стэлла опять глянула на нее поверх очков.
— Ты ведь тоже артистка?
— Да. Начинающая…
— Только не позволяй ему лезть в твои дела. А то я его знаю. Он перфекционист, будет диктовать тебе — тут не снимайся, это говно, а там режиссер говнюк…
— Уже, — рассмеялась Варя.
— Что, уже было такое?
— Было!
— И ты подчинилась?
— Но там и вправду был отвратительный сценарий. Стэлла, а расскажите, какой он был в детстве?
— Какой? Живой, подвижный, веселый хулиган, но очень добрый… Вечно таскал домой увечных собак и кошек. Ворону однажды принес с перебитыми крыльями. Марина рассердилась, Илья тоже, а он взял ворону и отправился пешком за пятнадцать километров к колхозному ветеринару…
— Почему пешком?
— Велосипед сломался. Дело было на даче. А он никому ничего не сказал, обиделся, просто забрал ворону и был таков.
— И что ворона?
— Ветеринар сжалился, оставил ее у себя и долго лечил. Стас потом ездил ее навещать. А в тот раз родители чуть с ума не сошли. Шутка ли, пешком тридцать километров отмахать… Это он от обиды… А в восемнадцать лет на него обрушилась если не слава, то по крайней мере известность. Он сыграл солдатика‑новобранца в польском фильме о войне и получил приз, не помню уж какой… С этого и пошло…
— Это вы обо мне тут судачите? Родная, я все сделал, свет горит! Ну все, я умираю с голоду, пошли обедать!
— А я еще после селедки сыта! — воскликнула Варя.
— Вы ели селедку на улице? Надеюсь, на Сингле?
— Не волнуйся, родная, конечно, на Сингле.
— И как вы ее ели, хотелось бы знать?
— В булке! — ляпнула Варя.
Стас сделал страшные глаза.
— Вáрвары! — воскликнула Стэлла. — Кто же ест селедку в булке? Сколько лет я внушаю этому типу…
— Безнадега, родная! Ну, ты готова?
— Сейчас, только сумку соберу! — И Стэлла принялась перекладывать из привезенной сумкитележки какие‑то брикеты в выцветший холщовый мешок.
— Что это? — полюбопытствовала Варя.
— Хлеб, — коротко отозвалась Стэлла.
— Зачем?
— Для птиц.
— Каких птиц? — не поняла Варя.
— А какие по дороге попадутся, — улыбаясь, пояснил Стас. — Утки, лебеди, голуби. Кстати, за голубей нашу Стэллу тут просто преследуют.
— Можешь себе представить, Варя, одна мерзкая старуха‑голландка, когда видит, что я кормлю голубей, всякий раз начинает вопить, дескать голуби уже все засрали, что они летающие мешки с дерьмом… Ну, я один раз не выдержала и говорю: между прочим, считается, что голубь — олицетворение Святого Духа. И что ты думаешь? Эта старая задница рассмеялась мне в лицо. Она про это даже не слыхала! А что голуби? Просто птицы, божьи твари. Почему ж она не орет на парней и девок, которые весь Амстердам жвачкой заплевали? Ты обратила внимание, что все тротуары и мостовые в белых кляксах? А это убрать куда труднее, чем птичий помет, между прочим. Ну все, можно идти!
— А я так и не посмотрела дом! — воскликнула Варя.
— Ничего, после обеда вернемся сюда пить чай! — утешила ее Стэлла.
— Тетка, родная, прости меня, скотину, я забыл конфеты в номере! Но ничего, я оставлю Варежку с тобой и быстренько сгоняю после обеда. Вы, помоему, нашли общий язык?
Стэлла с неподражаемой улыбкой глянула на Варю, та улыбнулась ей, и обе счастливо рассмеялись. Стас обнял и расцеловал обеих.
— Я люблю вас, девушки!
После обеда вернулись к Стэлле. Стас сел на велосипед и поехал в гостиницу за московскими конфетами. Оказывается, у него тут была не только комната с полатями, но и свой велосипед.
— Надо будет тебе тоже купить! — озабоченно сказал он и умчался.
Стэлла показала Варе дом.
— Это же так утомительно все время лазить по лестницам, да еще таким крутым.
— Я привыкла, уже сорок пять лет живу здесь.
— А вас тогда легко выпустили из Союза?
— Не без проблем, но ничего трагического. Мой муж был коммунист, причем весьма активный. А здесь меня взяли в университет, я преподавала русский… Но я затосковала… Закрутила роман с москвичом, моталась к нему при первой же возможности, черт‑те что вытворяла… — обворожительно улыбнулась своим воспоминаниям Стэлла.
— А муж терпел?
— Ну, я же не докладывала ему… А потом ничего, привыкла… Стала своих учеников в Союз засылать…
— Как засылать? — не поняла Варя.
— Они там на русских женились и выходили замуж и таким образом вывозили интеллигентных юношей и девушек в свободную страну… Впрочем, это другая история. Некоторых следовало бы не на Запад вывозить, а на Восток или еще лучше на Крайний Север, — лукаво усмехнулась она. — Знаешь, я мужиков только русских признавала… Их тут мало было тогда, я чуть ли не на всех кидалась.
— И наверняка ни один не мог устоять?
— Ну, изредка кому‑то удавалось, — прыснула Стэлла.
Господи, до чего же она прелестна, несмотря на возраст и запущенный вид…
— Что мы все обо мне? Расскажи лучше, как ты встретилась со Стасом?
Варя рассказала.
— Буря и натиск… — задумчиво проговорила Стэлла. — И непременно сразу жениться…
— Нет, из женитьбы как раз ничего и не вышло.
— То есть как?