Керстин Гир - Чистосердечно привирая
Меня больше не интересовал даже Борис. Наше знакомство вдруг показалось мне смешным и лживым. То, что началось с такого количества лжи, не могло закончиться хорошо. Я перестала отвечать на его письма.
Неделя медленно ползла вперёд, и я как могла сконцентрировалась на работе. Но даже ею я перестала заниматься с душой. Уже несколько дней я не писала статей. Было такое ощущение, что жизнь внезапно утратила все свои забавные стороны.
– Как раз сегодня Ханна пойдёт обёртываться, – сказала Марианна во вторник на редакционном совещании. – Посмотрите ещё раз на её бёдра! Если верно то, что написано в проспектах, то половина их останется на целлофане! – она засмеялась, и Кордула вместе с ней, а остальные посмотрели на мои бёдра, словно увидели их впервые. Я, однако, даже не покраснела – до того мне это было безразлично. Есть вещи и похуже моих бёдер.
Марианна не унималась.
– Смотрите внимательно, – сказала она. – Потому что завтра у Ханны будут бёдра как у меня.
– Так плохо стать всё же не должно, – ответил Бирнбаум и, нахмурившись, перешёл к следующему пункту заседания.
– Что с вами такое? – спросил он, встретив меня позднее в коридоре, когда я шла к парковке. Меня там ждал фотограф, с которым мы должны были ехать в Бергишес Ланд, и я торопилась. Поэтому я просто пожала плечами. Это окончательно разбудило Бирнбаумово любопытство.
– Я уже пару дней не встречаю вас на пробежке, и у вас угнетённый вид, – сказал он. – У вас горе?
– Может быть, весенняя депрессия, – ответила я.
Бирнбаум ухмыльнулся.
– Да, да, – откликнулся он в попытке меня ободрить. – Этот солнечный свет и щебетание птиц выведут из равновесия кого угодно.
– Вы это сказали, – пробормотала я и улизнула в лифт. Прошли времена, когда я избегала лифтов и послушно добиралась по лестнице, потому что так было написано на одной из карточек. Зачем же мне сейчас себя мучить? У меня достаточно неприятностей и без лестниц.
Фотограф, сопровождавший меня на спа-хутор, был старый друг нашего арт-директора Блюме, примерно такой же старый и такой же болтливый. Он звался Клаус Бекер и имел аллергию на цветение. За примерно полчаса пути он чихнул раз семьдесят и поведал мне всё о сенной лихорадке и коньюктивите, что меня абсолютно не интересовало. Использованные носовые салфетки он просто забрасывал на заднее сиденье, а к моим ногам периодически падала сопля. Ко всему этому он ещё и ужасно водил. Он мучил сцепление, тормоз и газ так, как будто у него было два деревянных протеза.
Когда мы в конце концов приехали, я ничего не имела против замеров в помещении, куда господину Бекеру доступа не было.
Я была достаточно закалена пребыванием в студии Басти для прохождения ещё одной процедуры измерения, на сей раз без одежды. Руководительница спа-хутора, персона неопределённого возраста со своеобразно застывшими чертами лица, произвела измерение с огромным почтением, ведь я как редактор «Анники» была в некотором роде ВИП-персоной.
– Я вам обещаю, что это станет для вас незабываемым спа-событием, – сказала она елейным тоном. – И, пожалуйста, зовите меня Клэр.
Хотя я на сей раз была без одежды, мой обхват бедра составил пятьдесят девять сантиметров, на сантиметр больше, чем у Басти. Я сразу заподозрила обман.
– Мне это кажется многовато, – сказала я.
– Вы увидите, по концу процедуры оно станет на несколько сантиметров меньше, – ответила Клэр.
Я сразу ей поверила. В конце концов, клиентки платили многие сотни евро за эту процедуру, и за такие деньги они были вправе получить на пару сантиметров меньше. Бирнбаум хотел юмора? Он получит историю с разоблачениями.
После измерения меня без церемоний обмазали с ног до головы зеленовато-серой тиной, состав которой Клэр ни за что не хотела выдавать.
– Это тайна нашего предприятия, – сказала она. – Вы должны понимать: если вы опубликуете рецептуру у вас в журнале, то подражатели начнут конкурировать с нами. Потому что до сих пор мы были первыми и единственными, кто применяет этот особенный метод. – Она говорила, заворачивая меня во многие слои целлофановой плёнки. Когда она закончила, я выглядела как – ну, как некто измазанный грязью и замотанный в целлофановую плёнку. Я могла лишь как робот сместиться в сторону, где легла на магнитный коврик под инфракрасную лампу и получила болотно-зелёный напиток для расшлаковывания организма. Ароматическая лампа отравляла воздух какими-то сладковатыми миазмами («это иланг-иланг, он будет способствовать вашему расслаблению», сказала Клэр), а из спрятанных динамиков лилась дальневосточная расслабляющая музыка, причём того сорта, при котором всё тело начинает чесаться, а жажда насилия растёт от звука к звуку.
Господин Бекер, увидев меня, разразился смехом. Он не знал, какой опасности подвергает себя.
– Не смейтесь, делайте ваши снимки, – сказала я, протянув к камере декорированный соломинкой и кусочком манго болотный напиток. Естественно, я глубоко пожалела, что Клэр не мазнула мне грязью лицо. Ведь на фотографиях будет сразу видно, кому принадлежит это тело в виде сардельки.
Когда Бекер достаточно наснимал меня, топчан и напиток, я сделала глоток – брррррр, и вылила остаток в фикус рядом с собой. Поскольку он выглядел чудесно здоровым и расшлакованным, я предположила, что я не первая клиентка, которой пришла в голову эта мысль.
Далее Клер подвела меня и господина Бекера к трамплину.
– Полчаса мягких прыжков, – распорядилась она. – Это будет способствовать кровоснабжению, и действующие вещества препарата глубоко проникнут в вашу жировую ткань.
На действующие вещества, глубоко проникающие в мою жировую ткань, господин Бекер потратил целую плёнку, а я тем временем вместе с целлофаном и тиной прыгала как робот. В мыслях я сформулировала пару ядовитых предложений, чтобы расплатиться с Клэр за те унижения, которым она меня подвергла.
– Чудесно, – наконец сказала она. – Теперь мы можем развернуть вас и подготовить к первому походу в сауну.
В сауну господину Бекеру хода не было, хотя Клэр сказала, что ничего против не имеет. Ну, хоть мне моя судьба и стала немного безразлична, но всё же не настолько, чтобы позволить господину Бекеру снимать меня в сауне. У него и так было достаточно возможностей сфотографировать меня в унизительных ситуациях: я была снова обмакнута в грязь, Клэр обработала меня щётками, потом я села на эргометр, выглядя при этом как целлофановая фрикаделька, а затем меня, прикрытую одним полотенцем, положили в постель из кубиков льда.
Когда я уже во второй раз пошла в сауну, зазвонил мой мобильник. Это был Алекс, мой бывший друг, которого я хотела свести с Карлой – до того, как мне стало всё безразлично.
