Филлис Уитни - Бирюзовая маска

— Ты должна уехать отсюда, Аманда, потому что здесь находиться тебе стало опасно. Тебя начали вовлекать в то, чего ты не понимаешь.

— Потому что я начала слишком много вспоминать?

Он сделал вид, что не слышал моих слов.

— Мы все уже давно забыли. Теперь нет ничего, что можно было бы вспомнить в оправдание поступков твоей матери. Я с этим столкнулся уже тогда. Я тоже пытался отыскать хоть что-нибудь, что ты могла бы вспомнить для доказательства ее невиновности. Я тоже хотел бы в это поверить, но давным-давно понял истинное положение вещей. Сейчас и ты должна смириться с этим. Итак, тебе надо уехать, потому что жить здесь тебе становится опасно.

— Но если я не могу вспомнить ничего важного, какая мне может грозить опасность? Вы сами себе противоречите.

— Нет, опасность — если она есть — в настоящем. Из-за моего завещания. Опасность из-за Инес.

— Этого не может быть. Опасность исходит от кого — Элеаноры, Гэвина, Клариты?

Он вспыхнул, так как принял мой вопрос за желание противостоять ему, и вопрос остался без ответа.

— Ты ничего не хочешь понять. Я боюсь, что тебе здесь оставаться рискованно, хотя я не думаю, что эта опасность так уж реальна. Но сейчас ты должна уехать.

— Вы думаете, что вчера основной мишенью была я, а не вы?

Он снова настойчиво повторил:

— Ты должна уехать.

Но я с не меньшей настойчивостью возразила:

— Еще не время. Вы, конечно же, можете выставить меня из дома, но, если вы этого не сделаете, я останусь. Вы пригласили меня сюда, и теперь вы должны смириться с моим присутствием. Я думаю, что я уже близко подошла к разрешению тайны.

— Не знаю, кто на самом деле является истинным Кордова, — удивительно мягко сказал он, и я не могла не успокоиться и не улыбнуться ему в ответ. — Нахмуренные брови тебе не идут. Твоя улыбка очень меня радует. Она напоминает мне портрет Эмануэллы.

Он пытался меня обмануть, но взгляд совершенно не вязался с его тоном. Я начала собирать мольберт и кисти, намереваясь покинуть комнату.

— Подожди, — сказал он. — Если ты сразу сейчас не едешь, то тогда есть кое-что, что ты можешь сделать для меня сегодня ночью.

— Если я смогу, — я сразу же насторожилась.

— Прошлой ночью, когда я пытался заснуть, кто-то подошел и встал около моей постели. Когда я потянулся, чтобы включить свет, этот человек исчез.

— Может быть, Кларита? — предположила я. — Она очень беспокоилась о вас прошлой ночью.

— Кларита знает, что она должна назвать себя, когда подходит ко мне. Она знает, что я не люблю, когда за мной подсматривают. Затем на меня напали во дворе, когда я встал в тревоге за свою коллекцию. Есть люди, которые что-то затевают против меня, Аманда. Но я не знаю, кто эти мои враги.

Все это казалось немного странным. Никто, кроме домашних, не мог подойти к нему, и я не могла представить себе, чтобы кто-нибудь мог ему серьезно угрожать. Он был вполне способен что-либо на-фантазировать, чтобы вызвать этим мою симпатию.

— И что я должна сделать?

— Я уже не могу водить машину. Я сам не могу никуда поехать. Поезжай в мой магазин сегодня вечером.

— В магазин? — повторила я. — Ночью?

Он спокойно продолжал:

— Днем тебя могут увидеть. Незаметно выберись из дома, так чтобы никто не знал, что ты ушла. Я закажу такси на девять часов. Оно будет ждать тебя у поворота на Камино дель Монто Соль. Я дам тебе ключ. Два ключа.

Он порылся в карманах одежды, достал ключи; я с неохотой приняла их.

— Один от задней двери. Она не на сигнализации. Войди и поднимись в зал с витриной толедского оружия. Второй ключ от витрины. На полу стоит резной деревянный ящичек. Принеси его мне сюда. И никому не говори.

Ключи холодили мне пальцы, и мне не нравилось это ощущение. Мне не нравилась и перспектива добираться одной ночью до хранилища, когда там никого не будет. Это жутко было бы даже днем.

— Ты не боишься пустых комнат? — с вызовом спросил он меня.

— Конечно, боюсь. После вчерашней ночи мне совершенно не хочется идти туда, где темно и никого нет. Почему бы вам не послать Гэвина?

— А насколько я могу ему доверять? Насколько я могу доверять тем, кто работает против меня? Тебе я могу доверять потому, что тебе от меня ничего не нужно. Ты должна это сделать для меня, Аманда. И, конечно же, в хранилище не будет темно. Часть ламп горит всю ночь. И никто не будет знать, что ты отправишься туда.

Его сильная воля подчинила меня, склонила на его сторону, как и раньше. Между нами не было любви, но, возможно, существовало уважение.

— Хорошо, — сказала я. — Я сделаю, как вы хотите.

Его губы слегка искривились в некоем подобии улыбки, и снова я ощутила его радость от победы надо мной.

— Gracias, guerida, gracias[5].

— Что в ящичке, который я должна принести?

— Когда ты принесешь его, возможно, я покажу. Но это ящик Пандоры, и ты не должна открывать его сама. Обещай мне это.

— Обещаю, — сказала я, хотя и удивилась: что изменится, если я узнаю, что находится в ящике?

— Ладно. Теперь ты можешь идти по своим делам. Я посижу здесь, пока огонь не прогреет мои старые кости.

— Я собираюсь выйти в город порисовать, — сказала я. — Кларита нашла для меня ваш старый мольберт. Я возьму с собой сэндвич, и пускай меня не ждут к ланчу.

Он кивнул так, будто его мысли были уже далеко отсюда, и я поняла, что он снова погрузился в свои опасения и страхи, но не знала, чего он боится.

Ярко светило солнце, когда я вышла за бирюзовые ворота и пошла по пыльной дороге, рассматривая кирпичные стены и невысокие домики за ними. Холмы почти спускались к дороге, а вдали виднелась покрытая снегом вершина Сангре-де-Кристос, и я представила, как там, высоко, среди сосен.

На дороге почти не было транспорта, и вскоре мне удалось найти укромное место в тени тополя, где лучи солнца не падали на холст. Я раскрыла мольберт. В ящике было несколько холстов, и, когда я отобрала один из них, я задумалась над тем, что я хотела написать.

Кусочек петляющей дороги с кирпичной стеной, распахнутые ворота низкого домика и тополь у дверей — все это составляло прекрасную композицию и отражало эту часть Санта-Фе. На заднем плане я могла бы изобразить небольшой холм. Со смешанным чувством ожидания и неуверенности в собственных силах, которое часто посещало меня, когда я начинала новую картину, я выдавила немного краски на прямоугольную палитру. Это будет изображение солнечного света на кирпичных стенах, и мне надо суметь поймать нужный момент. Обычно солнечный свет изображают так, как видит его глаз, не пытаясь расцветить его, как некое существо. Между тем этот эффект может быть достигнут при использовании контраста темного и белого в передаче световых пятен. Я люблю писать солнечный свет маслом, потому что краска впитывает и отражает естественный свет, так что вся поверхность начинает как бы светиться изнутри.

Я сделала наброски углем, потом стала работать красками и перестала замечать что-либо, кроме пейзажа. Я почти забыла о Гэвине и даже о том, как по моей спине полоснули плеткой. Перед солнечным светом все померкло, как бы потеряло реальность. Работая, я совершенно не замечала времени.

Как обычно, пахло скипидаром и красками, но к этому запаху примешивался и теплый аромат солнца, согревавшего кирпичную кладку: казалось, что пахнет сосной. В воздухе чувствовались прохлада и покой. Я полностью ушла в работу, испытывая при этом тихую радость оттого, что я занималась делом, которое мне нравится больше всего на свете: для меня больше ничего уже не существовало. Постепенно на полотне возникла картина, и я подумала, что она не так уж и плоха. Я не была уверена, что правильно уловила цвет кирпича, но общее впечатление, казалось, передано достаточно точно. Было бы неплохо добавить еще немного зелени для теней у домов. Хорошо бы еще охрой оживить засохшую траву, а также слегка тронуть тень от тополя красным.

Я была так поглощена картиной, что прямо-таки подпрыгнула, когда за моей спиной прозвучал вкрадчивый голос.

Отброшенная в реальный мир, глубоко расстроенная тем, что меня прервали, ощущая боль в спине, я обернулась и увидела Элеанору. Когда мы встретились вчера вечером в галерее, она была страшно разъярена. Сейчас же она стояла здесь, стройная фигура в джинсах и белой блузе, перехваченной поясом с серебряной пряжкой в виде раковины, улыбаясь так, как будто между нами ничего не произошло. Я ей не доверяла, но все-таки решила поддержать ее подозрительно дружелюбное настроение и посмотреть, что же за всем этим стоит.

— Как ты себя чувствуешь, Аманда? — спросила она.

Я слегка двинула плечами, не имея никакого желания вспоминать о своей боли.

— Я в порядке.

Она настойчиво продолжала.

— Как ты думаешь, кто же воспользовался вчера этим кнутом?

— Я даже не пытаюсь предполагать, — сказала я. — А ты что знаешь?

— Возможно, я и могу предположить.