Коринн Майклс - Утешение
Как, блядь, кто-то может быть в ее постели?
Затем я вижу темно-коричневые волосы, заброшенные назад, и понимаю, что это Ринель. Она, должно быть, осталась с Натали.
Спускаюсь вниз и смотрю на каминную полку, над которой висит флаг. Я в смятении и злобе.
— Почему, чувак? Зачем тебе нужно было это делать? После всего, что ты говорил о ребятах, которые трахаются и изменяют своим женам, — я говорю спокойно, но злюсь. — И чертову Бриттани?
Когда я встретил ее впервые, она была более чем готова исполнять все мои желания в первую же ночь. Черт, она бы отсосала мне в баре, если бы я попросил. В этом нет смысла.
Я сажусь на диван и откидываю голову назад. Чувствую истощение, бешенство, злость и еще множество других чувств, о которых предпочел бы не думать.
Бутылка «Джека» стоит рядом, поэтому я хватаю ее и делаю большой глоток. Закрываю глаза и жду, когда какая-нибудь гениальная мысль о том, как справиться со всем этим дерьмом, не посетит меня. Она отдалится. Я это чувствую. Я оттолкнул ее, когда она бросилась на меня, но мне хочется, чтобы она была готова, когда мы сделаем следующий шаг, ведь после этого... пути назад не будет.
Я расслабляюсь, и мой разум отключается.
Внезапно я слышу шаги. Я подскакиваю, дезориентированный, и понимаю, что уснул на ее диване.
Черт.
Я оглядываюсь и вижу спускающуюся по ступенькам Ринель. Она останавливается, и ее рука сжимает горло, пока она не узнает меня.
— Ты здесь? — спрашивает она с понимающим видом.
— Я приехал поздно, чтобы проведать ее, но… — я чувствую себя глупо. Я должен был уехать после того, как увидел, что она в порядке.
Ринель делает шаг вперед и кладет свою руку на мою.
— Ты действительно беспокоишься о ней, не так ли?
Я делаю глубокий вздох.
— Я думаю, это довольно очевидно.
— Ты ее любишь? — она не церемонится в выражениях.
— Я заботился о ней все эти годы, пока мы были друзьями. Но я влюбляюсь в нее, — я впервые признаюсь в этом кому-либо, включая себя.
Она кивает и смотрит на бутылку «Джека».
— Ей будет больно некоторое время, но не отказывайся от нее. Я вижу в ней то, что тебе удалось вернуть. Ее сердце исцелится, но ты должен понимать, сколько дерьма придется вытерпеть за это время.
Мы оба сидим на диване, и я смотрю на часы. Сейчас шесть утра, и еще слишком рано, чтобы об этом думать.
— Мне пора.
Она кладет руку на мое предплечье.
— Я не думаю, что Натали хочет знать все, что было между Бриттани и Аароном. В ее сознании их жизнь и брак были замечательными. Подготовка к рождению ребенка надела розовые очки на ее глаза. Когда ты жена военного, то начинаешь видеть вещи в определенном свете. Это проще, чем иметь дело с вашими сожалеющими задницами, когда ты проходишь через еще одно изменение в отношениях, — она опускает голову и смотрит в сторону.
— Я не могу конкурировать с ним.
Она смотрит на меня и ее взгляд смягчается.
— Не думаю, что ты должен. Вот о чем я говорю. Дай ей несколько дней, и пусть она скорбит о потере мужа, настоящего, такого, каким он был на самом деле.
— Я не хочу быть на втором месте после него.
— Понимаю. Я думаю, что через день или два она смириться со всем этим. Если любишь ее, дай ей время пережить свою потерю снова. В прошлый раз ей было тяжело. А теперь она получила новый удар, — Ринель вздыхает и смотрит в сторону. — И я не думаю, что ты когда-либо был вторым номером. После того, как Натали впустила тебя в свое сердце, ты точно стал номером один, если до этого не был им.
— Сейчас это неважно. Я исчерпал свои силы и мне нужен гребаный сон. Кроме того, я не хочу, чтобы она видела меня здесь.
— Ты хороший парень, Лиам. И ты мне нравишься, — говорит Ринель, и мы оба встаем с дивана.
— Спасибо, наверное.
Я хватаю свои ключи и выхожу за дверь, стараясь не шуметь.
Смотрю на окно спальни Натали и решаю, что должен подождать и позволить ей самой прийти ко мне. Не хочу давить на нее и боюсь, что если буду слишком напорист, то просто оттолкну ее. Я люблю ее, и это чертовски сильно пугает меня. Натали сама должна решить, хочет она меня или нет, потому что я чертовски уверен, что не хочу быть утешительным призом.
Глава 27
Натали
У меня раскалывается голова. После рыданий и огромного количества «Джек Дениелс», выпитого после пива, мне повезло, что меня не тошнило. Я переворачиваюсь, и Ринель смотрит на меня с грустной улыбкой на губах.
— Доброе утро, солнышко, — говорит она шепотом. — Вода и аспирин вон там. Тебе нужно принять их.
Я издаю стон и прижимаю ладонь к голове.
— Арабелла?
— Я уже покормила ее, и сейчас у нее дневной сон.
Быстро поднимаюсь, но тут же жалею об этом. Часы показывают одиннадцать, и я чувствую себя худшей в мире матерью.
— Я даже не слышала ее.
— Это потому, что я рано проснулась и забрала радио-няню. Я думаю, что сон тебе нужен был больше, чем роль «супермамы», — Ринель садится и вкладывает мне в руку бутылку воды.
Воспоминания прошлой ночи возвращаются, и я мгновенно жалею, что проснулась. Окидываю взглядом спальню, и во мне закипает гнев.
— Мне нужно убраться из этой комнаты, — бормочу я и беру таблетки.
— Хочешь поговорить? — спрашивает она, зная, что я чувствую. В начале их с Мейсоном брака он ей изменил. Они — одна из легенд в командах, которая дала надежду остальным оставить подобное позади. Ринель и Мейсон очень трудились, чтобы пройти через это и стать сильнее. Он дорого заплатил, но любовь никогда не была вопросом в их отношениях.
— О чем? Какой глупой я была?
— Какой, черт возьми, глупой ты была? — ее голос полон упрека.
Я стою и смотрю на комод, где лежат часы Аарона. Смотрю на его сторону кровати, где все еще лежит его аккуратно сложенная одежда. Открыв ящик, начинаю что-то искать. Все, что подскажет мне, что это действительно произошло. Головная боль пульсирует, но мне плевать. Здесь есть ответы, и я собираюсь их найти.
— Натали, что ты делаешь? — спрашивает меня Ринель, когда я начинаю выбрасывать его вещи.
— Я должна знать. Здесь должно быть что-то. Что-то, что подскажет мне, что мой муж трахал другую женщину, — объясняю я, когда достаю рубашку Аарона из ящика. — Я никогда ему не покупала этого… может, она купила.
Ри подходит сзади и сжимает рукой мое плечо, но я не обращаю на это внимания.
— Он не был настолько умен. Здесь есть что-то, — настаиваю я. Я хватаю нашу фотографию, где он стоит позади меня, держа за плечи и целуя в щеку. Изо всех сил бросаю ее в стену, и стекло разбивается. — Я ненавижу его! — мои глаза снова застилают слезы.