Татьяна Веденская - Думаешь, это любовь?
– Ты бы разбудила меня, чего тут такого? Все храпят, – возразил он.
– Я – нет, не храплю!
– Откуда ты знаешь? Может, ты храпишь, как паровоз? – предположил он, но у меня был на это аргумент.
– А ты этого все равно не можешь знать. Ты засыпаешь через три секунды после того, как я включаю MTV. Даже если бы я храпела, ты бы не услышал.
– Так, ладно. Я храплю – и что? Ты хочешь спать в другом месте? – тоже разозлился он.
– Нет, я не хочу спать в другом месте. Я хочу быть с тобой, я просто не понимаю, почему ты не замечаешь, как я много делаю для нашей семьи.
– Я – не замечаю? Я замечаю, – ехидно согласился он. – Я замечаю, как ты кормишь Алешку в садике конфетами, хотя ему их и нельзя. Я слышал, как ты говорила Даше, что, если она будет плохо себя вести, ты ночью незаметно впустишь к ней Шушеру, которую она не любит. Продолжать?
– Пожалуйста. Только добавь сюда, что ты сам последний раз забирал Алешу недели две назад.
– Я работаю!
– А я что? В шахматы играю на деньги?
– Да, но я зарабатываю в пять раз больше тебя!
– А мне много не надо!
– Да? А мне казалось, что тебе нравится ни в чем не нуждаться. Или это не ты купила джинсы за четыреста долларов в «Меге»?
– Я так и думала, что ты не хотел их мне покупать! – Я хлопнула себя ладонью по бедру.
Потом я приволокла из комнаты джинсы и швырнула их на диван, а Костя вытряхнул из кошелька все деньги и карточки и предложил мне забрать у него все, что есть, потому что ему для меня ничего не жалко. Потому что он меня любит, хоть я, кажется, больше и не люблю его. Я сказала, что любила бы его и без денег, на острове, в шалаше. Даже с десятью детьми и десятью тещами. А он сказал, что я маленькая гадкая девчонка и что я уже наверняка жалею, что тогда в лесу не сумела от него убежать.
– Что мы делаем? – спросила я жалобно, вдруг испугавшись, что мы можем так разозлиться друг на друга, что не сумеем после ничего поправить.
– Это называется «ссориться», – вдруг улыбнулся он и взял меня за руку. – Это значит, что мы действительно стали почти семьей.
– Да? И ты считаешь, это хорошо?
– Что хорошо? Что мы стали семьей? Конечно, – кивнул он.
– Что мы вот так стоим и орем друг на друга. У меня такого никогда не было. Вернее, никогда не было с мужчинами. Только с мамочкой. И папочкой. А с тобой – я думала, мы никогда не поссоримся. Мы же такие… ты же такой…
– Я считаю, что это неизбежно.
– Почему? – расстроилась я.
Вокруг нас валялись раскиданные чертежи, деньги, карточки, джинсы и прочая дребедень.
– Потому что мы разные. И потому что мы – вместе.
– Звучит, как рекламный слоган, – усмехнулась я.
Он притянул меня к себе, обнял, запустил руку под свитер и провел ладонью по моему плечу.
– Ты правда хочешь на вечеринку? Тебе это действительно так сильно нужно?
– Нет, – замотала головой я. – Я хочу, чтобы ты был рядом со мной.
– Я всегда с тобой.
– Нет, не всегда. Ты все время работаешь.
– Сейчас я совершенно свободен. Иди ко мне, – прошептал он, и наша ссора кончилась традиционно, чем и должна завершиться ссора двух любящих людей: страстными объятиями, поцелуями и внутренней беспочвенной уверенностью, что каждый добился своего и что проблема решена. Я после этого почему-то подумала, что теперь-то уж Костя перестанет протестовать, если я иногда все-таки отправлюсь на какую-нибудь вечеринку. А он остался в полнейшей уверенности в том, что все, что мне на самом деле надо, – чтобы он был со мной чаще и больше. И, как водится, каждый из нас ошибался, прежде всего в том, что наша ссора – первая и последняя. Первой-то она была, а вот последней не стала, и после нее периодически в доме вспыхивали скандалы, пугающие, короткие, молчаливые или бурные. Нам обоим было что сказать друг другу, но ни один из нас на самом деле не хотел ничего ни слышать, ни знать. Милые бранятся – только тешатся? Вот уж неправда, никогда не думала, что два взрослых, любящих друг друга человека могут оставаться столь глухи к словам и чувствам обоих. Каюсь, я тоже не ангел, я тоже хотела только того, чтобы он понял, каково мне. Каково это – быть привыкшей к свободе, молодой, симпатичной женщиной, которая тухнет в ожидании, когда ее прекрасный принц приедет с работы. Он в свою очередь тоже терпел многое из того, что с кем-то другим терпеть бы не стал.
К Новому году мы подошли изрядно потрепанными, местами поврежденными, местами закалившимися в боях. На праздник было решено остаться дома (о боже, чего мне стоило сделать вид, что я не возражаю), а Костя сказал, что берет на себя весь праздничный стол.
– Когда ты говоришь, что берешь его на себя, ты ведь на самом деле имеешь в виду, что берешь его на Лилию Филипповну?
– Ну, я не хочу тебя нагружать.
– А разгружать? Я не баржа. И вполне в состоянии приготовить салат, – обиделась тогда я.
– Уверена? – ухмыльнулся он, и в результате весь праздничный стол был сервирован готовыми салатами из супермаркета, подозрительной курицей гриль, кучей колбасы и сладостей.
– Ничего ужаснее нельзя и представить, – поразилась я, осмотрев наш праздничный стол. – Этим же категорически нельзя кормить детей.
– Мама бы никогда такого не дала нам, – аккуратно ввернула Дарья.
Я усмехнулась.
– Дашка, а ты имеешь что-то против мороженого с шоколадным сиропом? Папа, ты купил нам шоколадного сиропа? – спросила я торжественно, как на утреннике в школе, копируя голос Снегурочки.
– А как же, – дед-морозовским тоном пробасил Константин и вынул из холодильника большую коричневую бутылку. – Специально для хороших детей, которые не портят никому настроение.
– О, это как раз наш случай, – радостно кивнула я, подмигнула Даше и плюхнулась на диван.
Телевизор мотал бесконечные «Иронии судьбы», теперь уже числом две штуки, за окном мела новогодняя пурга, у нас в углу стояла наряженная пахучая елочка с местного рынка, на столе высилась гора бутербродов. Костя разлил нам шампанского (детям газировки), и мы проводили старый год. Я залезла на диван с ногами, замоталась в большой чуть колючий плед и даже чуть задремала, держа в руке бокал. Дети трескали мой салат, который оказался не столь ужасен после того, как я выковыряла из него почти все огурцы. Все было хорошо. Костя даже умудрился подложить под елку подарки, уговорив Алешу помочь мне отнести на кухню грязную посуду. Ровно в двенадцать часов я незаметно выключила свет, а Костя врубил лампочки на елке.
– Что это? – ахнул Алеша, глядя на нас круглыми глазами.
Я улыбнулась.
– Надо подумать. Может, тут Дед Мороз пролетел?
– Сейчас? Но я же его не видел?! – возмутился ребенок.
– Поспеши, может, ты его еще успеешь увидеть с балкона? – подначивал сына Костя.
