Лето наших надежд (СИ) - Настя Орлова
— Ладно, — говорю я Паше, допивая свой кофе. — Я забираю ребят на баскетбол. Подтягивайся.
Бросив последний взгляд на Леру, которая о чём-то живо беседует с Катей, я ухожу из столовой в компании моих ребят. Мне надо сосредоточиться на тренировке. Время для удовольствия будет позднее.
35
Понятия не имею, кому принадлежит идея пенной дискотеки, потому что раньше ее в «Синичке» никогда не устраивали, но это стопроцентное попадание в аудиторию. Дети от зажигательных танцев под пенным водопадом просто в восторге, причем дурачатся не только малыши — всеобщее веселье захватило даже ребят из моего отряда, а они, как правило, воздерживаются от любых проявлений «детскости».
Впрочем, в восторге не только дети. Пока мы с Пашей и Матвеем скромно стоим у забора, наблюдая за происходящим со стороны, вожатые из других отрядов принимают активное участие в полуденной вечеринке. Моя Лера, конечно, в центре событий: скачет под хит «Дискотеки аварии» про беззаботное детство, громко поет и заразительно смеется с девчушками из первого — вот кто умеет на сто процентов жить моментом. В маленьком топе бикини, в коротких джинсовых шортах, облегающих округлые формы, с ворохом браслетов на тонких запястьях, с волосами, заплетенными в косу, она кажется не то феей из сказки, не то языческой богиней, волей случая занесенной в обыденность. Пышная пена покрывает ее грудь и живот, липнет к волосам, полностью скрывает ноги, но она радуется, как ребенок. Если бы только мы не были связаны обязательствами и работой, я бы сейчас подошёл к ней, схватил в охапку и поцеловал прямо посреди этого пенного безумия. Потому что хочется до боли, потому что не целовать ее, когда она такая — яркая, безумно привлекательная и желанная, — просто невозможно. А еще потому, что я хочу, чтобы все понимали — это моя девушка.
Я никогда не был собственником, но после сегодняшней ночи что-то во мне изменилось окончательно и бесповоротно. Теперь я ревностно воспринимаю любой направленный в сторону Леры взгляд, а смотрят на нее все — Матвей, Паша, Ваня-физкультурник, пятнадцатилетние парни из моего собственного отряда, аниматоры в костюмах. Она как солнце — теплая, живая, от нее исходит такой свет, что невозможно на него не реагировать. И вместе с осознанием ее тотальной привлекательности для противоположного пола во мне просыпается какое-то первобытное чувство: незнакомое ранее, ненужное и даже пугающее ощущение, к которому я совершенно не готов. Скорее всего, дело в том, что я стал у неё первым мужчиной, а может быть здесь что-то иное, но яростная потребность утверждать свои права на Леру становится необходимостью, которую я не в силах побороть.
Парадокс: она ведь для меня не первая — я влюблялся раньше, я, черт возьми, два года жил с девушкой, к которой питал какие-то чувства. Но ничего похожего на бесконтрольную бурю эмоций, которую я переживаю сейчас, я никогда не испытывал. Лера Александрова воздействует на мои гормоны абсолютно непредсказуемым образом, ставя меня в тупик, заставляя совершать поступки, которые мне совершенно несвойственны, и думать о том, о чем я думать не привык.
Пока я веду этот бессмысленный диалог сам с собой, девушка наклоняется и зачерпывает руками огромный ком пены, чтобы запустить его вверх. При этом ее грудь соблазнительно вырисовывается под эластичной тканью топика, заставляя низ моего живота скрутиться в спазме, а разум затуманиться похотью. Ловлю себя на том, что слежу за каждым ее движением, наплевав на приличия, не заботясь, что мой интерес станет чересчур явным, что кто-то заметит. Я не представляю, что со всем этим делать. Леры в моей голове слишком много и одновременно слишком мало, она повсюду, но мне все равно не хватает. Это не просто влечение, это — пустившие корни одержимость.
Словно почувствовав на себе мой жадный взгляд, девушка резко поворачивает ко мне светловолосую голову. Всего мгновение на ее лице отражается растерянность: она заливается румянцем, облизывает губы, но глаза при этом не отводит и даже слегка приподнимает брови, будто испытывая меня на прочность.
Черт бы ее побрал. Я всегда считал себя разумны человеком, наивно полагал, что присутствие детей, окружение, обязательства сдержат меня от необдуманных поступков. Что ж, я ошибался.
Не анализируя, ничего не планируя, не говоря ни слова, я удерживаю ее взгляд и киваю головой в сторону крытых кладовок на дальней стороне площади, в которых хранятся декорации.
Да, это опасно. Да, это глупо. Но здесь и сейчас я просто умру, если не сожму ее в объятиях. Поэтому я готов рискнуть. Вопрос, готова ли она?
Бросив парням что-то невразумительное про то, что мне надо отлучиться, с бешено бьющимся сердцем я иду к бревенчатым кладовым. Я понятия не имею, пойдёт ли за мной Лера, надеюсь, что пойдёт, потому что иначе я или сойду с ума, или брошусь за ней в пену и вытащу оттуда у всех на виду.
В тишине старой кладовки я провожу минуту, которая кажется мне вечностью, прежде чем скрипучая дверь открывается, впуская внутрь солнечный свет.
— Кирилл? — раздаётся неуверенный голос Леры, который током проносится по моим оголенным нервам.
— Иди сюда.
Несмотря на приказной тон и откровенные слова, я не жду, пока девушка подойдёт. Я сам иду навстречу, нетерпеливо хватая ее в объятия и прижимая к себе.
— Что ты хотел?
— Тебя… сейчас! — выдыхаю исступленно.
Я запускаю пальцы в ее волосы, обхватываю затылок, упиваясь изумленным выражением на ее лице.
— Кирилл, нас могут увидеть, — шепчет она, пока я целую ее шею.
— Сюда не придут, — убеждаю я грубовато. — А я не могу…
Отбросив сдержанность, я обрушиваю на Леру всю силу своей страсти. Мы словно поменялись местами. Вчера вечером торопилась она, сейчас секунда промедления грозит помешательством мне.
Припав к ее губам, я одним движением проникаю языком во влажную полость ее рта, целую жадно, исступленно, с неудержимой горячностью. От ощущения ее мягких и теплых губ, от сбившегося дыхания, от маленьких ручек, которые шарят по моей спине, у меня плавится мозг. Ноги становится ватными, и я приваливаюсь руками к стене кладовой, подминая под себя Леру. Спина девушки оказывается прижатой к стене, и я подхватываю ее под ягодицы, немного приподнимая, не скрывая своего возбуждения. Я понимаю, что тороплюсь, но возбуждение становится чересчур болезненным, чтобы медлить.
— Хочешь, чтобы я
