Я тебя не предавал - Екатерина Аверина
Долго звоню. Докурить успел. Уже мысль в башке стучит: «Может, случилось чего?», но за дверью раздаются шаркающие шаги. Наконец-то.
Замки щёлкают один за другим. Смешно становится. Чё там красть-то у неё?
Увидев меня, недовольно поджимает сухие губы.
— Вы девоч… тьфу, женщину ту, врача, откуда знаете? — спрашиваю сходу, пока она не начала причитать по какому-нибудь поводу.
— Так видела её тут. Лет… — задумчиво считает на худых пальцах, обтянутых кожей, — да, лет шестнадцать назад. Помню, как я радовалась, что ты отсюда съехал наконец.
— Мило, дальше, — упираюсь ладонью в стену.
— Дык, а что дальше? Иду я, значит, а она у твоей квартиры рыдает. Маленькая, худющая, в свадебном платье. Уж не знаю, что у вас там были за ролевые игры. Только я её выставила. Тебя всё равно дома не было уже.
— И вы уверены, что это была она? — склоняю голову к правому плечу. Бабку передёргивает от моего взгляда. Знала бы она, о чём я сейчас думаю, померла бы со страха.
— По глазам узнала. И волосы тёмные такие же остались. Вот здесь, — крутит сухими пальцами у висков, — с кудряшками.
— Почему сразу не сказали?!
— Дык ты и не спрашивал, — жмёт плечами.
Согласен. Найден ещё один недостающий пазл в мою картинку. Хреново мне тогда было, морально, физически. Болел весь, блядь. Изнутри, снаружи, будто моя агония после плена продолжилась или даже усилилась. Упустил бабку.
Этот пазл идеально встаёт в схему, которую я себе нарисовал. И последние сомнения исчезают. Я хотел с другой стороны проверять, но всё оказалось проще. Как всегда, прямо под носом.
Возвращаюсь к себе, прохожу мимо спальни, намереваясь сделать пару меток в компе и один важный звонок. У входа в гостиную останавливаюсь раньше, чем осознаю, за каким хреном. Малость ошалев, смотрю на Дуню, устроившуюся на моём диване в одной простыне, едва прикрывающей грудь. Словно невзначай простыня съезжает ниже. Зажмуриваюсь и отворачиваюсь.
— Ты что делаешь, дурная?! — цежу сквозь зубы.
Слышу, как шуршит там этой тряпкой, идёт ко мне и застывает за спиной. Её дыхание долетает до затылка, и волосы от непонимания ситуации встают дыбом. Чего я только в своей жизни не видел, но малолетки меня ещё не клеили. Особенно так.
— Я люблю тебя… — тихо шепчет Евдокия. — Зачем она тебе, эта врачиха? Ты же ей не нужен. Научи меня всему, и я стану настоящей женой.
— Глупая, — меня резко отпускает. Разворачиваюсь, беру её лицо в ладони, чтобы не отворачивалась.
Ну вот как с ней ещё говорить? Не орать же снова. Бесполезно.
Твою мать! Как с пацанами всё просто! Объяснил, как легко решается такого рода «люблю», и все вопросы сразу отпадают. А здесь слова надо подбирать. Ребёнок ещё и в сердце раненый. Закроется, хрен ключи подберёшь.
Выдыхаю. Дуня облизывает пухлые губы.
— Это не любовь.
— Любовь, — упирается.
— Нет, — смеюсь я. — Благодарность, твоя первая привязанность, ощущение защиты, возможно, даже семьи. Может, и любовь, маленькая. Но другая, понимаешь? Как мужчина я тебе не нужен.
— Нужен.
Вот упрямая, а!
— Не спорь со старым воякой. Ты взрослеешь телом, головой, чувствами. Твоё восприятие реальности сейчас несколько искажено под воздействием перестройки гормонов, — меня несёт не туда, но она слушает, что уже неплохо. — Года три, и это пройдёт. Ты станешь юной женщиной и полюбишь по-настоящему.
Поджав губы, стоит и шмыгает носом.
— Ну ты зареви ещё, — смеюсь я.
— Ещё чего, — поднимает подбородок выше, а глаза влажные.
— Не глупи, Дунь, — притягиваю её к себе. Утыкается лбом в плечо и обнимает за пояс, глажу её по волосам, чувствуя какую-то интересную отдачу под рёбра.
Отцовский инстинкт? Есть вообще такое? В этом я точно профан. Надо будет на досуге подтянуть матчасть.
— Не любовь это, — стараюсь говорить как можно мягче. — И игры в «жену» пора заканчивать. Мне через несколько дней документы на тебя новые сделают, я распорядился.
— Вот пока не сделают, я останусь женой, — она всё ещё упрямится.
— Нет, — настаиваю.
— Да, — отстраняется.
— Нет, и мы больше не спорим. Сейчас одеваться, есть и заниматься. Ясно? — молчит. — «Питомца» твоего заберу.
— Меняю на собаку, — тут же начинает торговаться.
— Никаких собак в квартире.
— Тогда кота.
— Нет, — ухожу на кухню.
— Хомяка, — плетётся за мной, шурша простынёй по полу.
— Одеваться, я сказал! Никаких торгов. Ведёшь себя плохо. Брысь! — вставляю в рот сигарету и топаю ногой.
— А если буду хорошо вести, можно завести собаку? — взмахивает влажными ресницами.
— Когда в дом переедем, я подумаю, — пытаюсь найти компромисс.
— А когда мы переедем?
— Да чтоб тебя! — сигарета летит на пол. — Иди оденься. Допрос окончен на сегодня. Мне позвонить по работе надо.
— Ладно, — куксится и всё же сваливает к себе.
Караул, девка! Замуж выйдет, её мужик потом будет мне бабки предлагать, чтоб я её обратно забрал.
Наконец затягиваюсь и выбираю в контактах, кому первому позвонить.
Фил или Мирон? Мирон или Фил?
Всё решается за меня. Телефон начинает вибрировать в руке, запуская цепную реакцию по заведённым нервам.
— Слушаю тебя, Фил.
— Я по твоему вопросу насчёт наблюдения за той
