Бывший. Цена измены - Анна Эдельвейс
Что то я отвлеклась. Где это я еду. Я всматривалась сквозь неровное мерцание фонарей, пытаясь найти ориентиры через мутные стёкла. Со своими размышлениями я давно перестала следить за дорогой.
Стала вертеть головой, кажется, я пропустила поворот. Резко крутанула руль, пытаясь успеть в последние метры разворота. Машину понесло как санки, я попыталась вывернуть.
И всё. Треск. Темнота.
Где то далеко-далеко я слышала голоса, меня трясли, несли, что то спрашивали. Я как будто понимала, что происходит вокруг и не понимала, была как во сне.
Потом выяснится, что машину развернуло, я перескочила заледеневший тротуар, влетела в дерево. Какое счастье что было раннее утро и никого из пешеходов не было на улице.
Меня спасла аварийная подушка безопасности. Правда удар в лицо пришёлся нехилый. Хорошо, подголовник сзади. Ремень безопасности перестарался, мои рёбра оказались слабее, чем он предполагал.
Теперь за мной приехала скорая, ангелы в белых халатах решили покатать меня на своей машинке. Нашли мой телефон. Позвонили на последний набор номера.
Трубку взяла Наташка, она сразу сообразила, что то случилось. Поговорила со скорой.
Жизнь вертелась вокруг меня вполне без меня.
Между прочим, в скорой я довольно быстро пришла в себя. Вразумительно отвечала на вопросы. Вполне бодро прошла осмотр и довольно спокойно услышала вердикт:
Ушиб грудной клетки. Перелом ребра. Ушибы мягких тканей. Сотрясение мозга.
Спасибо подушке безопасности. От моей машинки осталась клякса. В отличие от меня, ей повезло меньше.
Я лежала в палате одна. Две пустые койки ждали своих пациентов. Свёрнутые в рулон матрасы гостеприимно торчали свесившейся клеёнкой.
Я вздохнула, небо окрасилось сияющими звёздами, я чуть не забыла как вообще дышать. Свирепая боль скрутила, полоснула лезвием в груди. Ничего себе, оказывается перелом ребра то ещё удовольствие. Странно, мне показалось, что у меня ничего не болело, разве голова раскалывалась и подташнивало.
Оказывается, если не шевелиться и не дышать, можно жить без салюта перед глазами. Каждый вдох давал мне сдачу, но не дышать я тоже не могла.
Я скулила каждому вошедшему в белом халате:
— Пожалуйста, пустите меня домой. У меня ничего не болит.
Жаль, моё сипение никого не могло убедить, что мне и вправду пора.
Часам к десяти приехала Наташа.
Я обалдела от её наглости.
— Жанна, прости меня. Я не виновата настолько, как ты себе рисуешь.
Я смотрела на неё, диву давалась. Вот это наглость!
Я тяжело дышала, вот херня, что там такое с дыханием.
Доктор сказал, скоро всё пройдёт. Мне каждое слово давалось с трудом, — Наташ, тебе не надо ничего объяснять. Если я оказалась лишней в твоей дружбе с Грымзой, встала между вашими интересами, я тебя не держу. Ты же по телефону всё мне ясно сказала.
— Никиту в детдом сдать? Парировала Наташа, — Давай, мать ты помолчишь, а я всё расскажу. Потом пойду туда, куда ты скажешь. Но не надолго. Я тебе говорила, я подруга и навсегда ею останусь.
Первое: Никита в садике. Про тебя он ничего не знает.
Второе: я буду забирать, водить, смотреть за ним пока ты не выздоровеешь. Я его крёстная и это самое малое, что я могу сделать.
Третье: выздоровеешь и поговорим. Я тебе всё расскажу.
— Нет.
— Что нет? — Наташа вздохнула.
— Сейчас говори.
Она молча сидела, теребила ручку сумки.
— Чего молчишь? Придумываешь чего наврать? — я не могла скрыть раздражения.
— С одной стороны, Жанна, тебе можно всё сказать, не опасаясь, что ты полезешь в рукопашную, — Наташка не смотрела мне в лицо,–
С другой стороны, а ну как инфаркт от переживаний и подбитой гордости тебя накроет, тогда как?
У неё звякнул телефон. Наташка была ретиво настроена, она энергично достала телефон, вышла в коридор вешать подзатыльники подчинённым. То, что она не на работе, значило, что кто то сделает её работу за неё.
Она вернулась с квадратными глазами — Прикинь! Роман, Грымза, я отсутствуем, на работе началась вакханалия. Не раздать каждому люлей, все как крысы смоются или будут весь день чаи гонять, сама понимаешь.
Вошли медики. Долго слушали, осматривали моё покорное тельце. Снова повезли на рентген. Я на всё была согласна, лишь бы отпустили домой.
Меня доставили назад, абсолютно игнорируя моя попытки завершить визит в это чудесное место. Наташка терпеливо ждала. Вышла вслед за сестричкой. Знаю, совала деньги, спрашивала что, да как.
Вернулась в палату, прикрыла дверь.
— Чёрт, курить нельзя.
Вздохнула, села поудобнее.
— Вот, возьми свой телефон. Я его под расписку забрала. Остальные вещи, документы домой к тебе отвезу. Паспорт твой вот тут, на тумбочку положу.
Она помолчала, потом задумчиво протянула: — Знаешь, Жанка, мне ведь потому позвонили, что ты мне последней звонила.
Я между прочим, посмотрела на список твоих контактов. Я у тебя "Натуся", потом "сынок" — там мордашка маленького человека. "Роман работа". Есть загадочный контакт "Бывший".
И всё, дальше парикмахер и прочие никто. В смысле тебе никто. Прикинь, если бы тебя не стало, кому бы звонили?
Она помолчала.
— Мне позвонили, буднично так спросили: — Женщина, вам Иванова Жанна Сергеевна знакома? Я ещё не дослушала, а у меня уже всё оборвалось. Волосы зашевелились. Говорю "Да".
А в мозгах одна мысль дятлом "Лишь бы жива". Мне так равнодушненько, буднично оттуда: Сообщите её родственникам. Она разбилась в ДТП, повезли в первую городскую. И трубочку — бум, и положили.
Мне даже перезвонить было некому, с твоего же телефона звонили. Я в тот момент даже не поняла, ты жива или нет. Я, знаешь, села на диван, смотрю на Никиту. На пёсика твоего, что к малому жмётся.
Думаю, а если ты умерла и тебя уже нет. Весь мир как схлопнулся. Я даже соображать перестала. И вот в тот самый момент смотрю на сына твоего и думаю: "как хорошо, что у него есть отец". Ты понимаешь, о чём я?
Я молча слушала Наташу. Честно говоря я об этом не задумывалась. В смысле моего исчезновения с планеты. Нет, нет, это рано, у меня сын слишком маленький.
Наташа сидела вытянув ноги, сложив руки на груди. На меня не смотрела. Красный свитер, чёрная юбка. Идеально очерченные коралловые губы. На ней всегда было что-то красное, я раньше не обращала на это внимание.
Подруга мельком глянула на меня, продолжала: — Я маме позвонила. Она в шоке, причитает, воет, вези говорит, Ника сюда, мы мальчика не бросим.
Ну, то, что не бросим, это ясно. Я Никитке крёстная и для него расшибусь. Только вот
