Предатель. Вернуть любимую (СИ) - Мила Дали
— Не знаю… думаю, нет. Они сами этого хотели, — бормочу я. Меня все еще знобит, но не так сильно. Осторожно убираю ноги с Мирона к себе на сиденье. Мы снова молчим, и эта тишина меня поражает. Молчание в такой ситуации не свойственна тому Суворову, которого я знала раньше. — Ты ничего больше не скажешь?
— Например?
— Что я глупая, ведомая и доверчивая.
— Нет, — шумно выдыхает. — Мне достаточно того, что я услышал от тебя и увидел сам. Я уже сделал свои выводы и оскорблять тебя считаю неуместным. — Он выключает свет в салоне. — Отвезу тебя домой.
Я только киваю. Да, это лучшее решение.
Чем дальше мы отъезжаем от коттеджа, тем легче я могу дышать. Однако по пути запоздало вспоминаю, что моя сумка осталась в доме.
— Мне не дали забрать ключи, — стону я.
— Не переживай, завтра сам за ними заеду к Баринову, — вроде бы спокойно отвечает Мирон, но при этом сильно сжимает руль. — В твоей высотке на посту охраны должен быть запасной комплект на случай чрезвычайной ситуации.
Вопреки тому, что я замерзла, меня вдруг захлестывает волной жара, когда я вспоминаю, как приказала нашему охраннику не впускать Суворова.
Но для Мирона это не стало проблемой. Он невозмутимо заносит меня на руках в холл высотки.
У заспанного охранника округляются глаза от удивления, что тот самый нежеланный гость сейчас несет меня на руках босую и одетую в мужскую куртку. Но ключи, конечно же, дает, спросив:
— У вас все в порядке?
— Да…
Я беру связку.
Мирон поднимает меня в квартиру. Лишь там я отдаю ему куртку и приглашаю войти, бесконечно благодарная за мое спасение. Если бы не он, я бы насмерть замерзла на улице частного сектора, где встретить машину или достучаться до людей практически невозможно.
— Может, хочешь чаю? — устало предлагаю.
Чувствую себя отвратительно. Я уже согрелась, но кожа зудит от того, что помнит мерзкие прикосновение Багирова. Я нервно расчесываю ногтями руки и плечи, а когда прохожу мимо зеркальной стены, ловлю взглядом свое отражение. Вид у меня ужасный.
— Я сам сварю себе кофе, — говорит Мирон.
— А я тогда быстро в душ.
Уединившись, разглядываю свое платье. Оно помято, залито вином, лямки надорваны. Испорчено в хлам. Кириянова меня прибьет…
Не жадничая, выдавливаю гель на мочалку и хорошенько моюсь. Чищу зубы. Стоя под горячими струями, хихикаю и плачу одновременно.
Я пережила сильный стресс, но сейчас нахожу в себе силы еще и поухаживать за собой, вместо того чтобы свалиться в депрессию. На меня с детства столько дерьма лилось, что я уже научилась справляться.
— Ты пьешь успокоительные? — спрашивает Суворов и показывает мне блистер, когда я, закутавшись в халат, вхожу к нему в кухню. — Это сильный препарат, Рита.
— У меня проблемы со сном, — объясняюсь и выдергиваю из его пальцев таблетки.
Достаю сразу две штуки и запиваю их водой.
— Не травись ими больше. — Мирон встает из-за стола и берет меня за плечи, а я лишь обессиленно утыкаюсь лбом в его грудь. — Пошли.
Он ведет меня в спальню и укладывает на кровать. Заботливо, как будто я маленькая девочка, укрывает одеялом. Мне хочется снова заплакать. Со мной даже мать так никогда не возилась.
Суворов садится рядом на пол и гладит меня по волосам.
— Закрывай глаза, Рит.
И я послушно делаю, как он велит.
Мирон, чтобы отвлечь меня, рассказывает какие-то небылицы ровным негромким голосом. Мое сердце наконец-то замедляет ритм, а мелкая дрожь в теле проходит.
Открываю глаза только утром. Я в комнате одна. И первой мыслью — вчерашние события мне просто приснились.
Однако нет. И Багиров, и Баринов, и все то случившееся — реальность. Кошмар наяву. Горло першит, но не критично. Я заставляю себя подняться с постели и, шаркая ногами как старушка, высовываюсь из комнаты.
— Мирон?
Ответа не получаю, но слышу, как в ванной шумит вода. Он до сих пор здесь. Прячу лицо в ладонях. Я не огорчена его присутствием, но чувствую себя странно — успела отвыкнуть от Суворова.
— Привет… — выйдя из ванной, он встречает меня в просторном коридоре. — Как себя чувствуешь?
— Уже лучше, спасибо. — Пытаюсь улыбнуться, чтобы не показать, насколько мне на самом деле скверно и физически, и морально. — Который час?
— Почти двенадцать.
— Как?! — ахаю. — Не может быть! У нас же сегодня фотосессия! Я опоздала на два часа! Где мой телефон?
— В кухне лежит. Я поставил его в беззвучный режим, чтобы ты отдохнула.
— Ах, Мирон! — стону я. — Не нужно было этого делать…
В смартфоне с десяток пропущенных вызовов из Модного дома и два… от Кирияновой.
Один коронный, второй… похоронный.
Бросив телефон, бегу умываться — мне уже не до душевных стенаний.
Мои глаза припухли, под нижним веком образовались мешочки. Я наспех клею патчи. Копну волос небрежно завязываю резинкой наверх — все равно меня будут собирать парикмахер и визажист. А потом вылетаю из ванной. В комнате судорожно натягиваю на себя флисовый спортивный костюм — не до кокетства.
— Ритка, — Мирон входит в комнату и замирает в дверном проеме. — Взгляда от тебя не оторвать.
— Не шути так, пожалуйста, — бросаю я.
— Я серьезно. Ты такая милая и естественная без всего этого пафосного шмотья и грима. Прямо как раньше…
Его слова колют в самое сердце, как острая иголочка. И мне почему-то даже становится грустно. Но я отгоняю прочь эти мысли.
— …Я подвезу, — предлагает Суворов, наблюдая, как я, плюхнувшись на кровать, безуспешно пытаюсь завязать шнурки на кроссовках. Черт! У меня пальцы не слушаются. — Да ёп твою мать, уймись уже, — смеется надо мной. — Подумаешь опоздала. Ничего страшного.
— Это караул! Ты не понимаешь!
Вытягиваю ногу, когда Мирон садится возле меня и сам завязывает мне шнурки. У него это получается гораздо лучше и быстрее.
Когда Суворов паркуется возле Модного дома, я не могу перестать удивляться. Он всю дорогу ни разу не спросил меня о вчерашнем. Почему? Хотя я ждала допроса с пристрастием, ничего подобного не было…
— Подожди, я тоже пойду с тобой, — заявляет, когда я тянусь к дверной ручке, чтобы выйти из машины.
— Зачем? — настороженно уточняю я.
— Мне нужно кое с кем побеседовать.
— Насчет вчерашнего, да?
— Неважно, Рит.
