Тьма в его сердце - Селина Аллен
Она казалась милой и кроткой, ее изюминкой были большие карие глаза в обрамлении пушистых ресниц. За это она получила прозвище Бэмби. Одри обладала яркой внешностью, которой с удовольствием пользовалась, приковывая к себе внимание мужчин со всей планеты. Должно быть, она невероятно уверенна в себе, с такими то данными.
Не все могли видеть, какой она являлась на самом деле. Это было в ее глазах. Едва заметный огонек, который я увидела сразу. Она смотрела на людей оценивающим взглядом, так, как смотрят на витрину магазина.
Под шкуркой Бэмби скрывалась змея, которая готова была нанести удар любому, в ком почует угрозу. В последний раз она увидела угрозу во мне. Это только подтвердило мои догадки, что-то было между ними, между Одри и Блейком. Он может отрицать сколько угодно, может называть ее просто подругой, но я помнила каждый ее недовольный взгляд в мою сторону. И все были из-за Блейка.
После наступления одиннадцати лет многие девочки из моего класса становились выше и привлекательнее, еще через год у них начала расти грудь, а талия становилась тоньше. Детские пухлые щеки постепенно сходили на нет, уступая место острым, как бритва скулам. К шестнадцати годам многие из моих одноклассниц уже имели за плечами по одной пластической операции.
Я же с детства была гадким утенком. В одиннадцать лет я не начала расти, оставалась одной из самых низких девочек в классе. На двенадцатом году мне поставили брекеты и прописали очки. Это изуродовало меня еще сильнее. Грудь моя не выросла ни к тринадцати, ни к пятнадцати годам. Я остаюсь при первом размере до сих пор.
Маленький рост, маленькая грудь, и большой круглый зад – вот, что я получила к своим шестнадцати годам. Ах, да, и запрет от мамы на хирургическое вмешательство. Сейчас, я благодарна ей за это, но тогда, готова была рвать и метать от досады. Я злилась на весь мир, злилась на себя и на маму, за то, что она посмела родить меня такой несовершенной.
В семнадцать я решила поменять подход к своей внешности, я концентрировалась не на недостатках, а на достоинствах своей фигуры. У меня были хрупкие плечи и красивые ключицы, тонкая шея и чистая светлая кожа. Мои ноги хоть и не были длинными, как у других девчонок, но зато они были идеально ровными, зад был как после годовых тренировок в зале: большой, подтянутый и округлый. На этом я и делала акценты. Затем я отказалась от очков, сделав выбор в пользу контактных линз, стала распускать и укладывать длинные волосы и подчеркивала большие синие глаза и пухлые губы.
В одиннадцатом классе я стала замечать, что у красотки моего класса – Дафны Честер-Веллингтон кривоватые ножки, у ее подруги – Стеллы Димарко большой нос, который не смогла исправить даже ринопластика. У главной стервы и скандалистки класса – Джин Ньюсом одна бровь была чуть выше другой, собственно, то же самое было и с ее грудью третьего размера.
Я подмечала их недостатки, но вовсе не с целью посмеяться или позлорадствовать. Я лишь находила подтверждения тому, что все мы разные, с разными параметрами фигуры и различными чертами лица. Все мы не идеальны, каждый из семи миллиардов человек был неидеален. Так может наша неидеальность и есть идеал?
Это осознание значительно облегчило мне жизнь и помогло принять и полюбить даже свои недостатки. Я не жаловалась на внешность, но считала, что бывают девушки красивее меня. Например, моя подруга Барбара была картинной, идеальной-неидеальной красавицей. И всегда найдется человек красивее, умнее и лучше. Я не зазнавалась на этот счет, ведь понятие красоты так субъективно.
Но все же, я предполагала, что Блейку нравятся другого сорта девушки. Не люблю вешать ярлыки, но Одри как раз такой экземпляр. Более того, Одри на мой взгляд была настолько красива, что рядом с ней, я начинала чувствовать себя той маленькой пухлощекой девочкой в больших очках и с брекетами.
Пожалуй, они идеально подходили друг другу. Такие как Одри были в его вкусе. Высокие, стройные и безумно привлекательные. Мне никогда не быть такой как она, однако я и не стремилась. Я любила себя и все свои неидеальные сто шестьдесят пять сантиметров. Поэтому той маленькой зашуганной девочке я не дам снова взять над собой вверх. Никогда не стану меняться, чтобы подходить под чьи-то стандарты, тем более, никогда не стану перекраивать себя ради мужчины, в попытках понравиться ему.
– Это Эрик, – указал Блейк на смуглого парня, который не был для меня незнакомцем.
Сердце забилось быстрее, я опасалась, что Эрик, приятель Конрада со школы, может узнать меня. Мужчина с короткими темными волосами улыбнулся мне и дружелюбно кивнул, однако не спешил отводить взгляда, рассматривая меня с ног до головы.
Я в ответ рассматривала его. Он не сильно изменился. Все тот же смуглый оттенок кожи, карие миндалевидные глаза, с постоянно проглядывающей в них хитрецой. Темные брови и длинные, словно подкрученные ресницы. Широкий прямой нос и пухлые губы. Высокие скулы, впалые щеки и круглый подбородок. Лицо его покрыто однодневной щетиной. Темная свободная футболка не в силах скрыть накаченный торс, покрытый бронзовой кожей и крупные бицепсы. Руки длинные с ветвящимися на них венами. Кусочек кожи под ключицами, тот который не был скрыт под футболкой, покрывали темные редкие волоски.
Его глаза засияли, когда он обратил внимание на вставку прозрачной ткани в районе моей груди. Я уже было забеспокоилась, но, кажется, Эрик понятия не имел, кем я являюсь на самом деле. Это был лишь интерес и любопытство. Однако с ним все равно нужно быть осторожной.
Мы не знакомы с Эриком, даже ни разу не разговаривали, не оказывались близко друг к другу, за исключением одного случая. Конрад тогда устроил масштабную вечеринку, воспользовавшись тем, что наша мама была в отъезде. Мне пришлось ночевать у подруги, а утром, когда я вернулась домой, то застала Эрика в гостевой комнате голым в обнимку с какой-то девицей. Я тогда не смогла сдержать удивленного и испуганного возгласа, и случайно разбудила парочку. Пришлось быстро ретироваться в комнату, но воспоминания о том дне преследовали меня еще в течение нескольких месяцев.
Поэтому я так волновалась, хотя Эрик никак не мог запомнить меня, они с Конрадом даже не были друзьями. А когда Эрик и Конрад выпускались из старшей школы, я все еще ходила в среднюю. Мне нечего
