Мой палач - Дана Блэк
И резко, рывком, врезается в меня.
Тело словно иглой проткнули, из глаз искры сыпятся, взвизгиваю и подаюсь на него, лицом утыкаюсь в его плечо.
- Все, маленькая, - шепчет он и придерживает меня, ладонью давит на поясницу.
Он замер, и я тоже, внутри у меня просто пожар, меня как бабочку на булавку насадили, на толстую, большую булавку, кажется, ноги никогда теперь свести не смогу, так горячо, и так страшно.
Слабо двинувшись, он шумно выдыхает и запрокидывает голову.
А у меня ток под кожей несется от этого движения, чувствую, как плотно обхватываю его, как туго он во мне, это единение, абсолютное и полное, он взял мое тело, меня.
- Аня, - хрипло зовет он, и снова толкается, сильнее вдавливает меня в себя. - Черт. Ты жива?
Щеки горят, сквозь полуопущенные ресницы смотрю на него, и не понимаю, как раньше не замечала, насколько это лицо красиво, рядом со мной вились парни, а тут мужчина, взрослый, серьезный, знающий, что он делает.
И такой возбуждающий.
Он смотрит внимательно, и у него щека дергается, и член во мне тоже дергается от нетерпения, он едва сдерживается.
- Испугалась?
- Нет, - неуверенно обхватываю его ногами. От этого проникновения внизу все тянет, болезненно и приятно. На бедрах испарина, интуитивно скольжу чуть назад, и осторожно обратно, по гладкому стволу, ощущения, как алкоголь, сразу в кровь в бьют, несутся к сердцу. - Надо продолжать, - своего желания смущаюсь, и жду.
- Сейчас. Сними, - он задирает выше платье, скатывает его, тянет вверх. - Хочу тебя голую.
Вытягиваю руки, выпутываюсь из стесняющей ткани. Он расстегивает бюстгальтер, стаскивает его с меня, и я валюсь на сиденье.
Под его жадным взгядом прикрыться хочу, он уже все тут видел, а рассматривает, как помешанный, словно от меня одни щепки останутся, стоит ему двинуться.
- Красавица, - широкой ладонью он накрывает грудь. Длинные пальцы сжимают твердый сосок.
Громко охаю.
Он подается назад, а я за ним выгибаюсь, и вскрикиваю, когда он на всю длину, с размаху, вколачивается, и падаю.
Крепче обхватываю его шею, зубами вгрызаюсь в его плечо, меня качает, а он больше не останавливается, с глухими стонами вбивается в меня, путает волосы и мнет тело.
- Как давно. Я хотел.
Быстро-быстро, он скользит и растягивает меня, до упора в меня, во мне помещается, это так дико, так ново, так кружит голову, я на карусели лечу, и срываюсь в пропасть.
- Еще-еще, - прошу сквозь тягучую боль, режусь острыми толчками и словно не здесь нахожусь, царапаю широкую спину в намокшей рубашке, отвечаю на поцелуи-укусы, притягиваю его ближе к себе, и мне мало, недостаточно близко, глохну от влажных шлепков, с которыми он сталкивается со мной, фргаментами вижу его лицо.
- Ты кончаешь, Аня, - выдыхает он рвано, ладонью скользит между нами и пальцами сдавливает клитор.
С каждым нажатием ноги слабеют, изо всех сил сжимаю его бедра и рвусь навстречу, неразброчиво прошу, чтобы не замедлялся, и он таранит меня, глубоко и размашисто, трет набухшую точку в промежности, втягивает в рот мои губы, и ловит стоны.
И я взрываюсь.
На сотни, тысячи звезд, по галактике рассыпаюсь, собой освещаю землю, как солнце.
Под тяжестью мужского тела бьюсь и содрогаюсь, сжимаю его в себе, чувствую, как он тянет меня за волосы, с тихими рыками без остановки врезается в меня, Аня, Аня, Аня - твердит, и вколачивает меня в кресло.
И я знаю, это теперь навсегда.
Глава 26
За окном огни и ночь. Широкий проспект, машины, и музыка играет.
Круглосуточный цветочный ларек на остановке.
И мы паркуемся.
- Я сейчас, - спокойно говорит он.
И выходит.
Не останавливаю его, опускаю стекло и наблюдаю, как он скрывается за дверью ларька.
Откидываюсь на сиденье и тереблю платье.
Щеки горят, подставляю лицо ветерку.
В клубе выпила всего несколько глотков коктейля, а словно пьяная, в голове туман и перед глазами плывет все.
Что мне теперь делать.
Один на один с мыслями осталась, и меня это пугает.
Стучу подошвой по коврику. В большом светящемся окне вижу его расслабленную фигуру, он стоит, облокотившись на прилавок и разговаривает с продавцом.
Последнее, что мне нужно - букет, только что непоправимое случилось, но что-то такое очень приятное.
Ощущения в теле новые, незнакомые, я словно просто сплю.
И может ли это ошибкой быть, если мне было очень хорошо?
И хочется еще.
Тихонько открываю дверь, выхожу на улицу.
Оглядываюсь по сторонам, на шумную компанию на лавочке под козырьком. Транспорт не ходит уже, а они что-то празднуют, звякают бутылками и выпускают кольца дыма в воздух.
Смеются.
Ночь теплая, синяя, комариная, я зябко веду плечами.
Отхожу за остановку и верчу перстень на пальце.
Пусть он сейчас выйдет, увидит, что я ушла. И поедет.
Зато не придется ничего объяснять.
Ведь все это так неловко, искать оправдания и слова, что он мне скажет?
Было классно, маленькая, но...ты извини. Скоро утро, и нам с тобой нет права на существование.
Шмыгаю носом.
Я и в глаза ему посмотреть не смогу, ведь я уже смотрела. В тот самый момент, когда он сверху был, а я обнимала. И столько всего намешано было в том взгляде.
После такого либо вместе навсегда, либо никогда больше не встречаться.
С тихим стуком хлопает дверь, и я дышать перестаю, осторожно выглядываю из-за угла.
Смотрю ему в спину, как он шагает в машине, помахивая большим букетом. Не корзиночка с Анютиными глазками, а розы, багровые, темные, плотно обернуты шуршащей синей бумагой.
Цветы обычно до секса дарят, и ухаживают тоже, у нас все уже услучилось, зачем он.
Кирилл открывает машину. Стоит несколько секунд возле пассажирского сиденья, кладет букет, оглядывается.
Ныряю обратно за угол.
Кусаю кончики пальцев и чувствую, что стоять не могу, такая тяжелая усталость наваливается. Дурацкий ужин, а потом клуб. А потом его машина, и я...поддалась.
Губы пощипывает от поцелуев, все это так неправильно.
Натягиваю лямку рюкзака на плече и вслушиваюсь в шум улицы, жду звук мотора, и шуршание шин по асфальту, представляю, что он, правда, уедет, вспользуется случаем, раз я сама ушла, бросит меня здесь.
И снова по-глупому шмыгаю носом.
И вздрагиваю, когда он огибает остановку и вырастает рядом.
Молча и пристально разглядывает меня, и я смотрю в ответ. Он неловко держит букет, тихо усмехается.
- Что ты там себе надумала?
-
