Король гнева - Ана Хуанг

Наступила тишина, густая и тяжелая.

Улыбка Вивиан исчезла после ухода моей матери.

Мы уставились на портрет, потом друг на друга, потом на кровать.

До меня вдруг дошло, что мы впервые будем жить в одной комнате. Делить кровать.

Шесть дней и пять ночей я спал рядом с ней. Видеть ее в этих смехотворно крошечных нарядах, которые она называла пижамой, и слушать, как течет вода, пока она купается.

Шесть дней и пять ночей гребаной пытки.

Я провел рукой по лицу.

Это будет долгая неделя.

Вивиан

Родители Данте были полной противоположностью своему сыну — свободолюбивые, энергичные и общительные, с быстрыми улыбками и несколько неуместным чувством юмора.

После того как мы с Данте устроились, они настояли на том, чтобы пригласить нас на обед в их любимый ресторан, где засыпали нас вопросами.

— Я хочу знать все. Как вы познакомились, как он сделал предложение. — Янис положила подбородок на руки. Несмотря на ее богемную одежду и отношение к жизни, она обладала лоском светской львицы из Новой Англии — высокие скулы, идеальная кожа и богатые, блестящие волосы, на поддержание которых уходило огромное количество времени и денег. — Не упускайте никаких деталей.

— Я знаю ее отца, — сказал Данте, прежде чем я успела ответить. — Мы познакомились на званом ужине в доме ее родителей в Бостоне и очень понравились друг другу. Мы встречались, и через несколько месяцев я сделал ей предложение.

Технически это правда.

— Ах. — Дженис нахмурилась, выглядя разочарованной неромантичным описанием Данте нашего ухаживания, но потом снова просветлела. — А предложение?

У меня было искушение сказать ей, что он оставил кольцо на моей прикроватной тумбочке, чтобы посмотреть, как она отреагирует, но у меня не хватило духу разрушить ее надежды.

Пришло время проверить свои актерские способности. Не зря же я играла Элизу Дулиттл в школьной постановке Пигмалиона.

— Это случилось в Центральном парке, — сказал я спокойно. — Было прекрасное утро, и я думала, что мы просто идем гулять...

Янис и Женя слушали с восхищенным выражением лица, пока я рассказывала драматическую историю с цветами, слезами и лебедями.

Данте выглядел менее очарованным. Его хмурый взгляд углублялся с каждым моим словом, а когда я дошла до рассказа о том, как он боролся с лебедем, который пытался сбежать с моим новым обручальным кольцом, он бросил на меня такой мрачный взгляд, который мог бы затмить солнце.

— Борьба с лебедем, да? — Женя, как он настаивал, чтобы его называли, рассмеялся. — Dante, non manchi mai di sorprendermi. (прим.пер. Данте, ты не перестаешь удивлять меня.)

— Anche io non finisco mai di sorprendermi, (прим.пер. Я никогда не перестаю удивлять себя.) — пробормотал Данте.

Я подавила улыбку.

— Какое уникальное предложение! Я понимаю, почему ты приложил все усилия, чтобы вернуть кольцо. Оно потрясающее. — Янис подняла мою руку и осмотрела неприлично большой бриллиант. Он был настолько тяжелым, что поднятие моей руки можно было назвать тренировкой. — У Данте всегда был хороший глаз, хотя я ожидала...

Данте напрягся.

Дженис прочистила горло и выронила мою руку.

— В любом случае, как я уже сказала, это красивое кольцо.

Любопытство зародилось в моей груди, когда они с Джанни обменялись взглядами. Что она собиралась сказать?

— Нам очень жаль, что мы не смогли прийти на помолвку, — добавил Дженис, разрывая внезапно возникшее напряжение. — Мы бы с удовольствием пришли, но в те же выходные проходил фестиваль с участием местного художника, который десять лет не участвовал в публичных мероприятиях.

— Он такой талантливый, — подхватила Дженис. — Мы просто не могли упустить возможность увидеть его.

Я сделал паузу, ожидая развязки. Она так и не пришла.

Ужас прополз через меня. Так вот почему они пропустили вечеринку по случаю помолвки своего сына? Чтобы встретиться с каким-то художником, которого они даже не знали?

Рядом со мной Данте потягивал свой напиток, выражение его лица было как гранит. Он не выглядел ни удивленным, ни взволнованным этим откровением.

Неожиданный толчок ударил меня в грудь.

Сколько раз его родители выбирали свои эгоистичные желания вместо него, чтобы он так спокойно отнесся к тому, что они пропустили его помолвку? Я знала, что они не были близки, учитывая, что Дженис и Янис оставили его с дедушкой, но все же. Они могли бы хотя бы придумать достойное оправдание, почему их не было дома.

Я поднесла ко рту соленую креветку, но прежде восхитительный морепродукт вдруг стал на вкус как картон.

После обеда Дженис и Янис предложили нам совершить приятную прогулку по пляжу за рестораном, пока они заканчивали свою послеобеденную медитацию, что бы это ни значило.

— Твои родители кажутся милыми, — рискнула я, пока мы шли вдоль берега.

— Как люди, возможно. Как родители? Не очень.

Я бросила на него косой взгляд, удивленная его откровенностью.

Льняная рубашка и брюки Данте придавали ему более непринужденный вид, чем обычно, но черты его лица оставались поразительно смелыми, тело мощным, а челюсть твердой, когда он шел рядом со мной. Он выглядел непобедимым, но в этом и заключалась особенность людей. Никто не был неуязвим. Все они были уязвимы для тех же обид и неуверенности, что и все остальные.

Просто некоторые люди лучше это скрывают.

Я вспомнила, как бесцеремонно его родители отнеслись к тому, что он пропустил вечеринку по случаю помолвки.

— Ваш дедушка вырастил вас с Лукой, верно? — Я знала это, но не могла придумать лучшего способа, как начать разговор.

Данте ответил отрывистым кивком.

— Мои родители отправились в кругосветное путешествие вскоре после рождения Луки. Они не могли взять с собой в путешествие двоих детей, учитывая, как много они переезжали, поэтому оставили нас на попечение деда. Они сказали, что так будет лучше.

— Они часто навещали вас?

— Максимум раз в год. Они присылали открытки на Рождество и наши дни рождения. — Он говорил сухим, отстраненным тоном. — Лука хранил свои в специальной коробке. Свою я выбросил.

— Мне жаль, — сказала я, мое горло сжалось. — Ты, должно быть, очень скучал по ним.

Данте в то время был еще ребенком, едва ли достаточно взрослым, чтобы