Она не Я - Амелия Борн
Он помолчал некоторое время, но я до боли остро ощущала на себе его взгляд – слишком говорящий, слишком осязаемый. Невыносимый…
– Я не сдамся, Софи, – наконец произнес он. – Я тебя люблю.
Я недовольно мотнула головой:
– Не надо.
– Но это правда. И я буду повторять тебе это, пока ты не поверишь. Пока не вернешься…
– Слов мало, Кирилл.
Он вдруг усмехнулся:
– Звучит обнадеживающе. Значит, ты хочешь от меня не только слов. Значит…
– Уходи! – едва не взвизгнула в ответ, нервно подскочив на месте.
Показалось, что он сейчас обнимет меня. Поцелует. И тогда… все пропало. Все иллюзии о том, что смогу без него прожить, осыпятся, как пепел. И он поймет это. Все поймет.
Но он, похоже, и так уже понимал, потому что улыбка на его лице стала еще шире. Она росла прямо пропорционально раздражению внутри меня – прежде всего, на себя саму. На эту бесконечную слабость от его присутствия, на желание… чтобы он не уходил. Чтобы ушел поскорее! Я и сама не знала, чего из этого хочу сильнее.
– Могу я хотя бы увидеть Лили? – спросил Кирилл и я мгновенно отрезала:
– Нет!
Казалось – еще минута в его обществе и я попросту сломаюсь. Прогнусь под силой эмоций, которые испытывала, отключу разум, вопящий вовсю об опасности…
– Но я имею право…
– Не сегодня!
Он мог меня дожать. Одним движением, одним словом. Но вдруг покорно отступил и коротко бросил:
– Хорошо. Я подожду.
После чего просто вышел из квартиры, оставляя меня в прихожей одну.
Но вот странность: показалось, что вместе с ним ушла и возможность свободно дышать.
Глава 39
Дождь неторопливо, словно бы лениво, забарабанил по карнизу, раскрасил косой росписью оконное стекло… Я старательно расписывала торт, едва замечая то, что происходило вокруг меня.
Одолевали мысли. Все попытки переключиться, перебить все еще звучавший в голове голос Кирилла бормотанием телевизора или музыкой – были тщетны. Я поняла, что именно не давало мне покоя, что мучило до тупой боли в груди…
Я хотела жить спокойно и независимо, но правда была в том, что я все еще не сумела отпустить былое. Что, встречаясь с мужем, говоря с ним, никак не могла разорвать этот порочный круг, где надежда боролась с желанием все закончить. Не слышать, не видеть, не чувствовать.
Но как мне было этого добиться? Кирилл ведь отец Лили. Он никуда не исчезнет из моей жизни, даже если я этого сильно захочу. А значит – я, возможно, никогда не сумею изгнать его и из души, потому что, находясь рядом, приезжая к дочери, он будет топтаться по моим ранам, мешая им зажить. Мешая мне дышать свободно…
Господи, но как же мне хотелось ему верить! Как самой безнадежной дуре. И как же сложно было ставить между нами все возможные препоны, понимая, что иначе нельзя. Потому что он так и не научится воспринимать меня всерьез, если я упаду в его объятия по щелчку пальцев…
И куда только делась спасительная обида? Где вся та ненависть, что еще недавно гнала меня прочь от него? Почему внутри осталась лишь глухая тоска и чувство, что, возможно, совершаю ошибку, прогоняя его вновь и вновь?..
Тяжело вздохнув, я нанесла последний штрих на праздничный торт и придирчиво оглядела свое творение. Работа была выполнена безупречно: абсолютно пропорциональные слои, ровные узоры из крема, идеальный рисунок. Даже самый лютый и злой критик не смог бы придраться ни к единой детали.
– Дело сделано, – с улыбкой сообщила я дочери. – Значит, можем отправиться на прогулку. Кажется, дождь уже закончился.
– Чет! – радостно откликнулась на мое предложение Лили.
Я только глаза закатила. Оставалось надеяться, что назавтра это несчастное слово она больше не вспомнит.
Я уже снарядила коляску, готовясь спускаться вниз, когда дверь в прихожей отворилась и в квартиру вошла мама, вернувшаяся с работы.
– Пахнет обалденно, – сообщила она мне, принюхавшись.
– Это торт для Демидовых, – улыбнулась я в ответ.
Быстро разувшись, мама прошагала в кухню и до меня донесся ее восхищенный вздох.
– Вот это шик! В магазине такое и не купишь! – прокомментировала она, и на душе стало теплее от этой немудреной, в общем-то, похвалы.
– Мне тоже нравится, – откликнулась, не в силах вновь сдержать улыбку.
– А я тебе, кстати, еще заказов принесла. Ты просто нарасхват!
Я рассмеялась. Вот ведь она, жизнь, о которой я мечтала. Занимаюсь собственным делом, имею какой-никакой спрос… так почему же не чувствую себя абсолютно счастливой?..
– Кстати, – добавила мама, вновь появляясь передо мной, – ты смотрела в окно?
Я машинально глянула на все еще мокрое от дождя стекло.
– Да. Мне показалось, что дождь уже перестал и мы вполне можем пойти гулять…
Она поджала губы, но в уголках ее глаз притаилась смешинка.
– Я не об этом. Там, под нашими окнами, стоит какой-то напрочь вымокший сумасшедший, подозрительно похожий на твоего мужа.
Я тихо ойкнула и бросилась к окну.
Кирилл действительно стоял на улице: промокший до последней нитки, с волосами, бесформенно свисающими вдоль лица, зябко прячущий руки в карманы безнадежно мокрых брюк…
И он смотрел на меня. Задрав голову, не отрывал взгляда от окна, словно ждал того момента, когда я на него взгляну…
Сердце защемило, но я попыталась сделать вид, что это ничего не значит.
– Действительно сумасшедший, – констатировала сухо, вновь поворачиваясь к маме.
– Не спустишься к нему?
Я пожала плечами:
– Ну, нам все равно нужно идти гулять…
– Спускайтесь, а я вынесу следом коляску.
Подхватив на руки дочь, я направилась к двери куда быстрее, чем мне самой того хотелось. Ноги просто шли, почти бежали… а здравый смысл за ними категорически не успевал.
Но уже у двери на улицу я остановилась. Медленно вдохнула и выдохнула. Если Кириллу вздумалось намокнуть, как последнему идиоту, я вовсе не обязана была его жалеть.
Выйдя из подъезда, я снова вгляделась в его поникший, несчастный силуэт. Вспомнилась наша первая встреча: забавно, что теперь мы, кажется, поменялись ролями…
– Ну и что это значит? – спросила холодно, подходя к нему ближе.
Он передернул плечами, обезоруживающе улыбнулся:
– Ты сказала ждать… и я ждал.
– Ты мог ждать в машине.
– Мог. Но я очень надеялся, что ты… просто выглянешь в окно и увидишь меня.
– Мы тут в Рапунцель играем? – поинтересовалась строго. – Ты
