Правила неприличия - Ася Оболенская
— Кричать. В этом и смысл!
И я кричала! Боже мой, как я кричала! Если честно, оказавшись на земле и осмотрев окрестности, я очень удивилась, что витрины и прочие стеклянные поверхности на разлетелись на мелкие осколки.
А еще я ощущала легкость, какое-то невероятное чувство, как будто все проблемы вдруг взяли и отступили. Да, это было временно, я не сомневалась. Но сейчас, я смотрела на Андрея, который крепко меня обнимал и чувствовала радость, трепет и…
Он опередил меня на одно предложение.
Быстро коснулся губ, а потом, продолжая стоять, касаясь моего лба своим, тихо, но уверенно сказал:
— Я тебя люблю.
От переполняющих эмоций я была готова покорять горы, переплывать моря, совершать невозможное.
Но вместо этого лишь сильней прижалась к парню, чувствуя, что просто не могу скрыть улыбку, и через несколько секунд, ответила:
— Я люблю тебя.
Глава 16
Тем вечером я так и не смогла вернуться на съемную квартиру. Через два дня, которые я моталась домой перед работой, чтобы переодеться, Андрей предложил перевести к нему необходимый на первое время минимум вещей, я не стала спорить. Наверное, мы бы еще долго шли к тому, чтобы начать жить вместе, но все произошло само собой, и теперь я просто не представляла как-то иначе.
Мама звонила каждый день. Папа — через один. И каждый раз я вешала трубку, едва речь заходила о чем-то хоть отдаленно напоминавшем тему нашего последнего разговора. Тему, которую я по-прежнему боялась поднимать.
Единственным из семьи, кому я могла уделять внимание, был Митя. В город его неизменно привозил Сергей Валентинович, для этого я специально дважды звонила ему — за день до и непосредственно перед встречей.
Брат по-прежнему не был в курсе развода родителей. Они, видимо, берегли его от лишних переживаний, хотя, как мне кажется, делали лишь хуже. Я также не могла ему признаться, придумывала все новые и новые причины, почему больше не приезжала домой. И с каждым разом врать становилось все сложнее.
Моим спасительным кругом в этой ситуации был Андрей. Не знаю, как бы все обернулось, если бы его не случилось в моей жизни. Ионов поразительным образом мог вытянуть из меня весь негатив, заменив его на положительные эмоции.
Он постоянно придумывал что-то новое. Абсолютно нелепое на первый взгляд, но оказывающееся в итоге таким правильным. В прошлые выходные ему удалось вытащить меня на ярмарку вакансий. Совершенно глупая идея, я сообщила ему об этом раз тридцать по пути до выставочного центра.
А потом замолчала, едва зашла внутрь, в миллионный раз соглашаясь с тем, что была неправа. Нет, я не нашла за час работу своей мечты, совсем нет, да не на это Ионов и рассчитывал. Он сумел показать мне гораздо большее, то, о чем я раньше и не задумывалась.
Показать то, что мир не ограничивается новыми морозильными камерами или коллекцией кроватей, главное желать, ставить цели, мечтать.
Он делал все для того, чтобы открыть мне глаза, заставить поверить в то, что я не просто собственность «Волшебной снежинки» и совершенно неважно, чем я буду заниматься. Лечить котиков или строить дороги в Сибири. Прежде всего я была собой, личностью.
День за днем он избавлял меня от комплексов и тараканов в голове, которых там оказалось примерно столько же, сколько и гостей из Средней Азии в столице.
Я смогла встретиться с мамой через четыре недели после нашего разговора, и то на нейтральной территории. Я очень хотела, чтобы Андрей поехал со мной, но в этот раз он был категоричен, четко дав понять, что есть вопросы, которые должна решать исключительно я.
Разговор был тяжелым, практически невыносимо тяжелым. В какие-то моменты мне казалось, что я специально хочу причинить себе максимальное количество боли, чтобы дальше уже ничто было не страшно.
Родители на самом деле уже давно не жили вместе. Я не стала углубляться в подробности, был ли кто-то у папы, просто понимала, что не хочу это знать. Он смог отпустить маму, а она — нет. До сих пор любила, наверное, поэтому и позволила уйти.
Без слез не обошлось, но потом, действительно, стало легче. Я пообещала приехать на выходных, понимала, что смогу, однако внутри все равно что-то изменилось. Что-то крохотное, но очень важное надломилось, сломалось. Возможно, это была надежда.
Я словно начала смотреть на ситуацию по-другому, смогла ее принять.
Все стало хуже ровно в тот момент, когда я начала думать, что жизнь налаживается. Началось с незначительного — мы впервые остались дома на выходных. Сперва я не придала этому внимания, но с каждым новым днем понимание того, что что-то случилось, лишь нарастало.
Андрей становился все более неразговорчивым, хмурым, но совершенно не желал разговаривать о причинах таких перемен, как я ни пыталась узнать правду.
Спустя еще неделю я впервые разозлилась на него. По-настоящему разозлилась. Я делилась с Ионовым всем, он знал о каждом моем переживании, о каждом страхе. Читал меня, как открытую книгу, но сам отгораживался, строил какие-то стены, отдалялся.
Еще через три дня мы поругались. Из-за зубной щетки, которую он в очередной раз не поставил в стаканчик. Чертова щетка выбесила меня до такой степени, что потом я еще пятнадцать минут плакала в ванной.
Наверное, именно эти слезы и стали последними каплями. Андрей не выдержал, рассказал, а я поняла, насколько сильно ошибалась, считая, что он уже давно смог похоронить свои обиды.
— Помнишь, мама предлагала нам встретиться снова? — начал он без предисловий.
В ответ кивнула, не желая отвечать. Мне и так с трудом удалось успокоиться.
— Предложение все еще в силе. — он усмехнулся. Непривычно холодно, зло.
— И в чем проблема? — спросила достаточно резко, но тут же замолчала, поймав расстроенный взгляд, уже в тот момент начав понимать, что суть отнюдь не в приглашении.
— Проблема? — еще один короткий смешок. — Наверное, во мне, раз даже мама считает, что все в порядке.
Я вздохнула
