А потом я проснусь - Алайна Салах
— Я на него за это не злюсь. Артем оказался хорошим парнем и за все извинился. И объяснил, почему так себя вел… У него были тяжелые времена.
Моя шея, кажется, стала резиновой, потому что я никак не могу перестать трясти головой. У хорошего парня Артема были тяжелые времена, и потому он решил прилюдно унижать девушку? Чтобы полегчало?!
— Я не планировала ничего такого… Мы просто стали видеться, пару раз гуляли, он встречал меня с работы…
— Делал то же самое, что предлагал тебе делать я, — перебиваю ее. — На что ты мне ответила, что сейчас не время, и ты хочешь полностью посвятить себя работе.
— Так получилось, — тихо повторяет Ярослава спустя паузу.
Я зло швыряю окурок в урну и машинально нащупываю пачку в кармане. «Так получилось» — ответ для недалеких идиотов.
— Ответь мне на один вопрос, а? — Позабыв о сигаретах, я делаю шаг к ней, чтобы иметь возможность видеть ее глаза. — Ты мазохистка?
Она непонимающе моргает.
— Что?
— Я спрашиваю, ты мазохистка? — Пусть эти слова звучат негромко, ну где-то внутри себя я кричу. — Просто понять тебя пытаюсь. Ты до сих слушаешь любимые песни отца, который тебя бросил… Твоя мать — худшая мать из возможных, но ты по-прежнему называешь ее «мамой». Сойка тебя оскорблял, но ты и его легко простила и начала встречаться. Я, человек, который по большому счету не сделал тебе ничего плохого, а даже наоборот, огреб от тебя столько, сколько всем этим людям и не снилось. То, что ты мазохистка — единственное разумное этому объяснение.
— Не говори плохо про моих родителей, — чеканит Ярослава, устремляя на меня пылающим негодованием взгляд. — И я не мазохистка… И ценю все, что ты для меня сделал. Всегда буду благодарна…
Ее глаза начинают ярко блестеть, и она отворачивается.
— Трусиха, — выговариваю я, глядя ей в затылок. — Я чувствовал, что ты от меня бегаешь, просто давить не хотел. Думал, придет время, и мы сможем нормально поговорить. Как взрослые. Удачи тебе с Сойкой. Мог бы сказать, чтобы была с ним осторожнее, но быть твоей личной скорой помощью устал.
На душе так херово — в пору виски глушить прямо из бутылки. Даже в этот момент я почему-то не могу избавиться от мысли, что делаю ей больно. И это тоже неправильно. Я по собственной воле наделил ее почти депутатской неприкосновенностью: тут оправдал ее тем, что молода, там тем, что невоспитанна, в другой раз, что опыта нет. И сейчас пытаюсь… Мысленно злюсь на Сойку за то, что запудрил ей мозги. А ей двадцать два. Двадцать два — это полное совершеннолетие. Вот и пусть живет свободно, совершеннолетняя, набивая собственные шишки. Все, что я мог, для нее уже сделал: из Иркутска увез, с жильем и работой помог. Все. Дальше пусть сама.
— Алан! — окликает меня ее жалобный голос, когда я берусь за ручку входной двери.
Ничего не могу с собой поделать — оборачиваюсь. Ярослава стоит с зареванным лицом и по обыкновению кусает губы.
— Мы ведь будем еще общаться? Хотя бы иногда?
Я не знаю, что на это ответить, потому что не хочу давать пустых обещаний. Черт знает, что я буду думать по этому поводу завтра. И, кстати, виски из горла — отличная идея.
— Время покажет, Яся. Желаю удачи.
29
— Выглядишь отдохнувшим, — замечает Лелик, оценивающе оглядывая мое почерневшее от загара лицо. — Как там Бали?
— Как Бали. Жарко и влажно. Из хороших новостей — я все еще не разучился кататься на серфе.
— Ты не мог. В моих глазах ты бог экстрима.
Я со смехом морщусь.
— Прекрати. От твоих комплиментов я чувствую себя жалким.
— Просто я соскучился, — улыбается Лелик. — Без тебя Питер не тот.
— Что, и Дина не помогает? Ты, кстати, жениться, глядя на Богдана, не решился?
— Не решился. Наоборот, начинаю думать, что идея сойтись была не такой уж и хорошей. Когда мы с ней находились в неопределенном статусе, было как-то лучше. А сейчас все вернулось на круги своя. Снова она всем недовольна: то прихожу поздно, то позвонить забыл, хотя, оказывается, должен был… Похоже, я не создан для семейной жизни.
— Ну или дело не только в тебе, — усмехаюсь я, отхлебывая Хайникен. Дальше лезть и советовать не собираюсь, хотя с самого начала считал, что его возобновленные отношения с Диной обречены на провал.
— В тренажерку ходить возобновим? Могу поделиться столетним запасом протеина.
— Возобновим, если перестанешь смотреть на меня как на инвалида и выключишь этот заботливый тон. Со мной все в порядке, ясно?
— Да ясно, ясно-ясно, — отмахивается Лелик, с ходу понимая, что и кого я имею в виду. — Она кстати скоро сюда придет.
Я закатываю глаза. Лелик, блядь. Причинитель добра и миротворец.
— А раньше нельзя было сказать?
— Она очень просила.
Усмехнувшись, я подношу ко рту горлышко бутылки. Ладно, что уж теперь? Зато появился способ проверить, насколько качественно я зализал свои раны за минувшие три недели. Время я, кстати, провел отлично: объездил на байке весь остров, пару раз накурился офигительной дури, ну и трахался, само собой. Вспомнил былое: секс без привязанностей. В небольшой дозе оказалось вполне терапевтично.
Ярослава появляется в дверях бара спустя минут двадцать. Глаза машинально выхватывают изменения в ее облике: волосы стали короче и будто немного темнее, похудела, но не сильно. В целом выглядит она отлично, и не похоже, что отношения с Сойкой приносят ей страдания.
«А тебе бы хотелось, да? — язвит внутренней голос. — Ну признайся? Хотя бы немного?»
Наверное, хотелось бы. Признаю. Я же человек, в конце концов.
— Привет, Лелик, — она быстро касается его плеча и поворачивается ко мне.
— Привет, Яс, — как можно непринужденнее говорю я, салютуя ей пивом. — Давно не виделись.
Я ожидаю дежурного «привет» и, может быть, шутку про мой туземский загар, но никак не того, что
