Их новенькая - Наталья Семенова
Просто сойти с ума!
Я испуганно вздыхаю, когда кто-то обхватывает мою кисть и дергает меня за угол, мимо которого я лучу на всех парах. Короткое мгновение, и моя спина прижата к стене, а надо мною нависает Никлаус. Лицо напряжено, пальцы впились в мои плечи.
– Что она тебе сказала? – требует он.
Это ужасно, но в данную секунду я не могу думать ни о чём, кроме того, что Он стоит слишком близко. Невыносимо близко…
Я собираюсь с мыслями, как раз в тот момент, когда звучит голос Оливера:
– Он снова тебя достаёт, Ани?
Никлаус напрягает плечи и, не глядя на него, бросает:
– Исчезни, Гросс.
Пытаясь справиться со вспыхнувшим смущением, я вижу, как плеча Ника касаются пальцы Оливера:
– Это ты должен исчезнуть, Макензи.
Никлаус закрывает глаза, словно пытается сдержать себя, отпускает мои плечи и медленно разворачивается к сводному брату. Его взгляд пылает, челюсти сжаты. Оливер вздергивает подбородок, отвечая ему таким же недобрым взглядом. Позади них собираются зрители…
Едва утихшая злость вспыхивает с новой силой, и я кидаюсь вперёд, замерев между ними. Я говорю слова медленно и твёрдо, чтобы до каждого из них дошёл смысл:
– Вы оба должны исчезнуть и оставить меня в покое. Ясно?
Вопрос я задаю не для того, чтобы получить ответ, потому смотрю на них по очереди и, кивнув самой себе, быстро ухожу. Драться они не будут, здесь я спокойна, а вот то, что сама полезу к ним с кулаками – очень вероятно. Потому что я просто адски зла на них обоих. В последнее время мне невероятно сложно быть пацифистом.
И всё это из-за них!
Мне требуется немало времени, чтобы успокоиться – все оставшиеся занятия. И лишь покинув парковку у колледжа я чувствую долгожданное облегчение. Впереди пара часов работы, где мне ничто не будет напоминать об этих двоих.
Так я предполагаю, и, разумеется, ошибаюсь.
Я возвращаюсь из подсобки, оставив там свой фартук, и захожу за барную стойку, чтобы забрать свою сумку и отправиться домой, когда Джек с таинственной улыбкой на губах негромко замечает:
– Ани, меня попросили передать, что тебя очень ждут на террасе.
– Кто? – хмурюсь я.
– Он попросил не говорить.
Я закатываю глаза и думаю о том, что правильнее будет пройти мимо террасы, прямиком на улицу, к машине, сесть в неё и уехать домой. Но… Что-то меня останавливает. Зудит в груди тревожным чувством.
Думаю, не сложно догадаться, кого я против воли ожидаю увидеть снаружи в тени вьюна и цветов.
Но меня ждёт не Он. Меня ждёт Оливер…
Блондин поднимается из-за дальнего столика и неловко мне улыбается. А я… Я пытаюсь отогнать от себя горькое чувство разочарования, которое здесь абсолютно неуместно. Расправляю плечи и иду к парню, чтобы сообщить ему, что он зря меня ждал.
– Оливер… – сразу же начинаю я, но он меня перебивает:
– Ани, пожалуйста, сядь. Мы просто поговорим. Я действительно хочу извиниться.
Я опускаю взгляд на его руку, пальцами которой он мягко обхватил мою, и, конечно же, вспоминаю о прикосновениях Никлауса. Был ли он хоть раз так же аккуратен со мной? Вряд ли.
Меня расстраивает то, что я весь день думаю о Нём. Это плохо. Очень-очень плохо.
Поднимаю взгляд на лицо Оливера и киваю:
– Хорошо. Давай поговорим, Оливер.
Возможно, я должна донести до него то, что кроме дружбы не могу ничего ему предложить.
Оливер выпускает мою руку из своей только тогда, когда я опускаюсь на стул, и садиться сам. Смотрит на меня пристально и выдыхает:
– Ани… Как ты, должно быть, поняла, я совершенно не умею ухаживать за девушками…
– Ол…
– Постой. Выслушай меня, пожалуйста.
Взгляд голубых глаз умоляет, излучает искреннее желание того, чтобы его выслушали. Передо мной совсем не тот парень, который купается во внимании противоположного пола. Передо мной, словно совсем другой Оливер. Растерянный и уязвимый.
Я киваю, и он продолжает:
– Мне… мне никогда не нравился кто-то так же сильно, как ты, Ани. Я действовал, как привык действовать, и был дураком. Мне очень жаль, что я тогда сорвался на тебе… Жаль, что из-за моих к тебе чувств, тебя подставляют завистницы. Я им всё объяснил, Ани. Они больше никогда не посмеют к тебе полезть, обещаю. А если всё же решаться вновь тебе насолить, сразу же скажи мне, хорошо?
– Оливер, – говорю я тихо, – ты не обязан извиняться за них. И заступаться за меня тоже не обязан.
– Но я хочу, понимаешь? Ты… ты не выходишь у меня из головы, милая русская…
И как же я его понимала… Мне не нравилось думать о том, что он мучается так же, как и я. Из-за меня…
– Повторюсь, – продолжает Оливер, пока я дрейфую в собственных мыслях, – у меня нет опыта ухаживания за кем-то. Обычно, девчонки сами ко мне липнут. И мне… Некому было объяснить мне, как поступать, когда хочешь добиться расположения понравившейся девушки. Моя мама… – Тут взгляд Оливера тяжелеет, он поджимает губы и отворачивается в сторону: – Она умерла, когда я был совсем мелким. Уверен, она бы знала… Подсказала мне…
Боже… Я не знала, что его родная мама мертва…
– Оливер, – тянусь я к его руке на столе и сжимаю его пальцы своими, – мне так жаль. Я не знала…
– Всё в порядке, – пытается он мне улыбнуться, накрывая мою руку своей второй. – Это было давно. Я сказал тебе об этом не для того, чтобы ты меня пожалела, Ани, а для того, чтобы ты поняла, что рос я без женского участия. Я, как слепой котёнок, в плане того, как должен себя вести достойный молодой человек, понимаешь?
– Пытаюсь, – отвечаю я честно. – Но… Как же миссис Гросс? Сегодня она хорошо дала мне понять, что считает тебя своим сыном. Разве…
– Линда, – понимающе кивает он. – Нет, Ани, у неё
