День отца (СИ) - Лабрус Елена
— Именно так. Я приехал. И всё понял. Только не знал, как тебе сказать. Да было и не до того. Ты вроде как познакомился с Катей. Расследование пошло полным ходом. Потом девочек нашли.
— А если бы у нас сложилось с Катей? — испугался я. Меня аж в пот пробило: а вдруг бы я дрогнул. Вдруг бы…
— Ничего бы у вас не сложилось, — категорично покачал он головой. — Ты же чёртов однолюб и прекрасно это знаешь. Ещё раз в ту петлю ты бы не полез. На то и нужны друзья, — улыбнулся он. — Мент взял её на себя. Чтобы ты не дрогнул.
Я засмеялся. И показал направо.
Подняв столб пыли, Рейман резко затормозил у дома. У того самого «старого» дома.
Я открыл дверь. Выпрыгнул и развернулся.
— Даже не знаю, что сказать.
— Ничего не говори, Рим. И не вздумай благодарить. Ты бы сделал для меня тоже самое. Да, и не проси подождать! — нагнулся он, подтолкнул меня к воротам и захлопнул дверь.
— Почему?
— Иди уже! — крикнул в окно. — Вряд ли я тебе сегодня понадоблюсь! Вряд ли тебе вообще кто-нибудь ещё сегодня понадобится.
— Уверен? — усмехнулся я.
Но и так знал, что он мне ответит.
Глава 36
— Владислава Юрьевна в саду, — показала мне рукой пожилая домработница.
— Спасибо, Нина Борисовна, — кивнул я и пошёл.
— Рим! — спохватилась она. — Простите, Рим Андреевич, возьмите плед, пожалуйста. Там прохладно.
Я встряхнул тонкое флисовое одеяло, подходя со спины к качелям, тем самым, между двумя старыми яблонями и мягко положил плед Славке на плечи.
Она не вздрогнула, не обернулась.
— Привет! — нагнулся я. Вдохнул запах её духов. Задержал дыхание.
Славка потёрлась о мою небритую щёку. Сердце остановилось.
— Как же долго ты шёл.
— Только не спрашивай, где я был, — прижался я губами к её виску.
— Это неважно, — улыбнулась она. — Я бы дождалась всё равно.
— А я бы всё равно пришёл, — обнял я её поверх одеяла. — Однажды, какими бы тропами мы не ходили, мои страдания и твои прекрасные ошибки обязательно бы встретились. И уже ни за что не отпустили друг друга.
И я точно знал почему.
Потому что жизнь только тогда обретает смысл, когда мы к чему-то стремимся. Пусть выйти замуж за хоккеиста или просто обнять любимую женщину. Мы живём, пока движемся. А когда достигаем, чего хотим, мир щедро опьяняет нас звуками, запахами, красками и… открывает новую дверь.
— Моё трудное, сложное, упрямое счастье, ну почему у нас с тобой всё так?
Она ничего не сказала. Подвинулась, приглашая меня сесть на своё место и забралась на колени.
— Помнишь, однажды, мы тоже сидели на этих качелях?
— Был твой день рождения, — кивнул я и прижался губами к её волосам.
— И ты спросил: это правда то, чего ты хочешь? А я не ответила.
— Я был зол. И я не должен был…
— Спроси меня снова.
Я выдохнул.
— Это правда то, чего ты хочешь?..
Она подняла лицо и ответила, глядя мне в глаза.
— Я хочу быть твоей женой. Хочу жить с тобой в этом доме или любом другом. Хочу просыпаться рядом с тобой. И засыпать, положив голову на твою руку. Хочу, чтобы у нас были дети. Чтобы они росли сорванцами, как ты, или заучками, как я, но выросли хорошими людьми. Чтобы мы вместе старились, переживая наши горести и радуясь успехам. Чтобы между нами не осталось несказанных слов. А когда умру, хочу быть похоронена рядом с тобой. И пусть на моём могильном камне будет написано: «До встречи!» До новой встречи с тобой…
Глава 37
Я вытер слезинки, что выкатились из её глаз.
— Не хочу показаться непонятливым, но, я же просто электрик, мне можно. Ты сказала, что хочешь быть моей женой?
— Из всего, что я сказала, ты услышал только это? — улыбнулась она. — Не хочу показаться слишком настойчивой, но я же просто Владислава Орлова. Возьми меня замуж, Рим?
— Я согласен, — улыбнулся я. — Но только с одним условием.
Она замерла, глядя на меня с тревогой.
— Давай снимем с тебя это проклятье. С того дня как мы поженимся, ты будешь Владиславой Азаровой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Она с облегчением выдохнула.
— Фух! — вытерла она лоб. — Боялась, что ты не предложишь. Да я только ради фамилии и замуж за тебя выхожу.
— Ну и кто ты после этого? — я укоризненно покачал головой.
Она обняла меня за шею.
— Думаешь, поможет? Я же всё равно останусь той, что всегда добивается, чего хочет.
— А другая мне и не нужна. Только та, что я зову своей вопреки всему, — вздохнул я обречённо...
И до меня вдруг дошло.
— Батя мой Рамзес! Ты же ничего не знаешь!
— Я всё знаю, Рим, — уверенно покачала она головой. — И про Конфетку. И про расследование. И про то, что девочек нашли.
— Кто? — напрягся я. Кто этот… нехороший человек, который у меня за спиной…
Хорошо, что я не сказал этого вслух.
— Зинаида Витальевна.
— Тёть Зина?!
— Я заново записалась на обследование, когда привезла Макса. Как и обещала, пригласила её.
— Вот же старая партизанка! И она ведь ни слова, ни полслова!
— Я ездила к ней и когда она слегла. После того как вы отдали Конфетку.
— Нет, два партизана! — возмущался я. Отец же наверняка был в курсе. Пока я бичевал по электричкам, а тёть Зина болела, он практически жил у сестры.
— А потом она поправилась, и я привезла к ней на приём маму.
— О, нет! — упёрся я лбом в Славкино плечо. — И они живы? Обе?
— Сначала да, чуть не подрались. Твоя как тигрица защищала тебя, моя — доказывала, что я хорошая девочка, а не какая-то… — развела она руками, не став уточнять кто. — Сама я, конечно, этой сцены не видела. Просто приехала через два часа. А они уже сидят на кухне, наклюкались и трещат за жизнь. Вот такой вышел лечебный сеанс.
Я засмеялся:
— Мне кажется, помогло.
— Ещё как. Не хочу торопить события, но вроде они теперь даже подруги. Я же говорила тебе, что мама до сих пор разговаривает с отцом?
— Да, Слав. Это грустно.
— А ты знаешь, что твоя тётка тоже до сих пор разговаривает с фотографией своего мужа?
— Нет, — ошарашено покачал я головой.
— Одиночество вещь упрямая. И когда умирает единственный человек, который тебя понимал и поддерживал, не важно, что его теперь нет рядом, он навсегда остаётся в сердце. И ничто не может заставить нас думать, что его больше нет. Однажды я прочитала: есть то, что сильнее смерти — это память живых об ушедших. Но я сейчас не о об этом. Не о муже твоей тётки, не об отце, не о грустном. Я о другом.
— О том, что эти долгие и сложные недели, ты не переставала быть частью моей жизни? — прижал я её к себе.
— А ещё о том, что иногда нам кажется: вот если бы не то, если бы не это…
— А это не так? Если бы мы не встретились в супермаркете, вернее, ты не украла у меня тележку с ребёнком, мы бы здесь сейчас не сидели.
— Нет. Но, возможно, мы сидели бы в доме, или на лавочке в парке, и, возможно, не сегодня, а вчера или, может, неделю спустя. Но мы бы встретились, Рим. Снова. Ты и сам только что это сказал. Если бы не Командор привёл тебя к тому дому, Мент наверняка нашёл бы другого свидетеля и всё равно, раньше или позже, дело бы раскрыли и девочек нашли. Мне так кажется, нет, я истово верю, что на самом деле есть сотни путей, которыми мы движемся туда, где должны быть. Иногда это повод просто идти, не важно куда, а иногда — ждать.
— И всё же, если бы мы не встретились в тот день…
— Я бы позвонила, Рим. Развелась с Бахтиным и позвонила. Сама. Ни на что не надеясь и не рассчитывая, но всё равно бы позвонила. Ты бы послал меня куда подальше, и мы бы снова пошли по длинному пути, чтобы однажды всё равно встретиться. Но я выучила этот урок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ты сохранила мой номер.
— Я даже звонила. В тот день, когда, хотели мы того или нет, но встретились в супермаркете. С номера, который ты не знал.
Я приподнял бровь и полез в карман за телефоном. Долго искал незнакомые цифры, отматывая журнал входящих звонков назад, словно прошлое. Не потому, что ей не верил, а потому, что вдруг подумал: если бы я тогда ответил иначе, а не рявкнул «Ну что ещё?», думая, что перезванивает Князев, ведь тоже всё сложилось бы по-другому. Сложилось, но не закончилось. Потому что она права: какими бы мы ни ходили дорогами, как бы неправильно ни сворачивали, мы всё равно шли друг к другу.